(Неопубликованный отрывок из романа-антиутопии)

…Центральное место в большой спальной комнате занимала, как и положено, кровать. Фантастическое лежбище вместимостью человек на десять, а при скромной девичьей комплекции так и на пятнадцать, было нагло, прямо на глазах у продавцов и покупателей украдено в популярном и дорогом мебельном салоне.

Варлам и Сёма, прикинувшись грузчиками, отволокли кровать, якобы для показа покупателю, со склада во внутренний дворик магазина, а там просто погрузили на такую же ворованную машину, за рулем которой сидел Санька, и увезли через пост охраны, решившей, что поденщики, которых фирма нанимала десятками в день, просто перебрасывают товар, не сошедшийся по комплектации, со склада на склад.

Потом в магазине всем причастным и непричастным к пропаже намылили холки, лишили премиальных, кого-то, говорят, даже уволили, а вот кровать осталась в полном распоряжении друзей. Конечно, это был просто роскошный матрас без деревянного каркаса, но ребятам, после сна по углам на грудах собственной старой одежды, он казался райским местечком, сбывшейся наяву мечтой.

Вокруг кровати были расставлены в творческом беспорядке с десяток разнообразных пепельниц, начиная от хрустальной с отбитым краем, притащенной с какой-то фешенебельной помойки, заканчивая недавно использованными банками из-под консервов, которые и отмыть-то толком не удосужились, утаптывая окурки в остатках растительного масла.

Вот только за такие фокусы, сопряженные с порчей атмосферы, Анька всегда страшно ругалась, а иной раз могла и от души дать по затылку. При всей её внешней миниатюрности, рука у девушки была тяжелая. Мальчишки соглашались с Анькой, что это не порядок, и замоченные в масле бычки категорически портят экологию спальни, на её глазах выбрасывали без пощады «вредные» банки, но уже через сутки-двое на смену им приходили новые.

Еще в спальне наличествовал телевизор, который почти никогда не работал, но внушительной черной доской висел в простенке между двумя окнами. И Анька, и парни иной раз с удовольствием забылись бы под какую-нибудь незатейливую музычку, но… давным-давно утерянный пульт управления, если он и прилагался когда-то к телевизору, не позволял пользоваться аппаратом лежа и даже сидя.

А еще — потом, после просмотра, его же приходилось выключать, чтоб не бубнил всю ночь над ухом чумовым голосом, нагоняя тоску. А для выключения — вставать. Короче говоря, телевизор чаще всего просто висел на стене, как декоративная панель, для интерьера. И это пока всех устраивало.

В спальню Анька вошла едва ли не последней, по пути подумав, что надо бы еще и в ванну заскочить, чтобы завтра утром не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой собраться на работу, а не бегать, как оглашенная, по квартирке в поисках того, что наверняка забыла или не успела. Но при взгляде на лежбище разморенная выпитым и съеденным девушка решила, что «успеется, поваляюсь минут пятнадцать и…»

Она шагнула за порог и буквально упала на мягкое и упругое ложе, подальше от Варлама и Семы, уже успевших устроиться на противоположном краешке и закурить, с видимым удовольствием затягивающихся и сосредоточенно пускающих дым в потолок. «Все, я обожралась, — томно простонала Анька, — не беспокоить, не будить, при пожаре выносить первой». Мальчишки вежливо усмехнулись привычной шутке.

Оправив задравшуюся едва ли не до пупка футболку, Анька поудобнее устроилась на правом боку, но едва только прикрыла глаза, как за спиной у нее «упал» Саня и принялся копошиться и гнездиться, будто строя себе берлогу на зиму. «О, боже! ни сна, ни отдыха измученной душе», — про себя простонала Анька, а вслух добавила:

— Если кто-то снова начнет тыкать в меня среди ночи писькой, то получит в лоб и вылетит спать на кухню…

— Опять эти грязные намеки? — удивился Саня, наконец-то устроившись, как ему нравится, и щелкая зажигалкой. — И было-то раз, да и во сне, я ж рефлекторно…

— Рефлекторно дрочи в туалете, — постаралась оставить за собой последнее слово Анька, — мы с тобой кровные родственники, и так уж слишком много тебе позволяю, чтоб еще и туда залезал дел не по делу…

— А ты его уже удочерила? — подхватил тему Сёма.

— Усыновила, — поправил Варлам, — для удочерения у него пол не тот…

— Зато наклонности соответствуют, — не сдавался Семен.

— У самого тебя наклонности, — обиделся, было, Саня, но его поспешила утешить Анька:

— Убратила я Саньку, понятно, бестолочи?

— А «убратила» это как? орально или… — округлил глаза Сёма.

— Побратила, если тебе так нравится, — отрезала Анька, — вот он теперь мне брат и по всем компьютерным базам, потому, пусть о глупостях не думает.

— Если детей не делать, ничего страшного и с кровными родственниками нет, — авторитетно заявил со своего края постели Варлам. — А мы, кажется, тут детей делать не собираемся.

— Я бы собралась, да только с кем? — съязвила Анька, оживившись от легкой словесной перепалки. — От вас, как отцов, толку нет, да и кто, кроме генетической экспертизы, определит автора? А экспертиза таких денег стоит, что у вас их в жизни, даже во сне, не будет. А не будет экспертизы, не будет и уверенности. А если никто из вас не уверен, то никто и не женится, а я незамужней рожать не буду, бзик у меня такой.

— Ну, кто-нибудь женится… — неопределенно сказал Варлам, — мы же к тебе хорошо относимся…

— Если хорошо относишься, то женись, — потребовала Анька, приподнявшись на локте и глядя на Варлама.

— Не могу, — ответил он огорченно, — мне генетическая карта не позволяет. Если попаду в ЗАГС, то оттуда меня увезут только на стерилизацию.

— И хочешь, чтоб я после этого от вас кого-то рожала? — фыркнула Анька. — Единокровный братец, генетический обломок и неизвестной породы зверек, который тихо молчит…

Немного обидевшийся за неизвестного зверька Сема поелозил по простыне, подымая голову:

— А чего это я должен говорить?

— Женишься на мне? — продолжила матримониальные домогательства Анька.

— После Варлама, пожалуйста.

— Про Варлама уже слышали, ему генкарта не позволяет. Саня — брат по жизни и по документам, не зарегистрируют. Остаешься только ты, — сурово приговорила Анька.

Несмотря на всю шутливую подоплеку разговора, периодически возникавшего между мальчишками и девушкой, Сема невнятно замычал, растерявшись, не зная, как ответить, чтобы не спровоцировать друзей.

— Ага, вот так-то! — торжествующе констатировала Анька. — Как детей заводить, так не с кем, как замуж пойти, так не за кого, а как просто перепихнуться, так желающих тут полный дом… Кстати, вот у меня все резинки кончились, может, кто-нибудь все-таки покажет себя мужчиной, одолжит, хотя бы? А то мне таблетки воровать из аптек как-то не с руки, да и если попадусь — загнетесь здесь без женской ласки и хозяйского пригляда…

— Мы резинками не пользуемся, затратное это дело, — сурово приговорил Варлам. — Если только наркошами прикинуться и брать их бесплатно вместе со шприцами. Но там, при раздаче, секут, попадем на карандаш — вовек не отмазаться, да еще дознаватели тут будет шарить день через день.

— А как же вы друг дружку удовлетворяете без резинок? — ехидничая, поинтересовалась Анька. — Вот бы посмотреть, да покомментировать, как вы…

— Ну, и когда это мы чего комментировали? — возмутился Саня.

— Да постоянно, — отрезала Анька. — Особенно ты.

— Клевета…

— Правда…

Перебранка грозила затянуться и превратиться в детскую войну, когда «он ее по голове горшком, а она его по заднице совочком», но Саня, успокаивая сестренку, протянул Аньке остаток сигареты и банку-пепельницу, чтобы не пришлось тянуться за удобствами через полкровати.

— Подлизываешься, — подозрительно сказала Анька, принимая подарок. — Смотри у меня…

— Тебе же нравится, когда подлизывают, — двусмысленно заулыбался Саня. — Даже если это я…

— Мне много чего нравится, — согласилась вдруг Анька.

Она замолчала, вспомнив, как совсем недавно познакомилась с милой девушкой, постарше себя, но совершенно неопытной в жизни, особенно в той ее части, что касалась отношений между женщинами. И, как показалось, совсем уж доверчивой и простодушной, даже не верилось, что такие еще бывают в это буйное и ничем не ограничивающее пороки время.

Вот только пока дальше посиделок в дешевой кафешке и прогулок вечерком в скверике дело не двинулось. Ну, не приглашать же подругу в этот бедлам с тремя озабоченными, вечно голодными и ленивыми мальчишками, которые квартирку покидают в самых редких случаях, когда без этого просто не обойтись? «Вот довелось же уродиться на свет любящей и мужиков, и баб, — с легким унынием подумала Анька, — нет бы, как все нормальные, ножки развела, удовлетворилась, свела и успокоилась…до следующей случки…»

…Примолкнув и вытягивая последние капли дыма из окурка, Анька лениво размышляла, куда бы в следующий раз повести новую подружку, и как было бы хорошо, если парни свалили из квартиры хотя бы на сутки, а уж с остальными житейскими и бытовыми проблемами будущей встречи она справится легко и непринужденно…

В этот в чем-то романтический и возвышенный момент девичьих мечтаний мужские пальцы коснулись ее соска и принялись ласково сжимать и оглаживать его… И так эта ласка пришлась кстати, что соски Аньки мгновенно вздыбились, заныли приятной и желанной легкой, навевающей будущее безумие болью…

Она, не глядя, наугад, протянула пепельницу с едва дымящимся окурком в сторону Сани, а сама чуть изогнулась, позволяя кому-то из парней стянуть с себя задравшуюся до подбородка футболку…

Живя вчетвером в одной квартире, они не так уж и часто позволяли себе совместные, групповые развлечения. Ну, не складывалось, и очень даже хорошо, что не складывалось, а то бы уж через пару месяцев приелось и надоело. Но сегодня всю компанию — после на редкость качественной водки, сытного ужина, недолгого ленивого отдыха и отсутствия «горящих» проблем — будто прорвало на совместную любовь…

Вслед за футболкой быстро сбросив с себя трусишки и стараясь не поддаваться так сразу жадным мужским рукам, Анька повернулась на бочок, попкой к Варламу, ласкавшему ее соски, и принялась помогать освободиться от остатков одежды Сане. Она любила брата и много ему позволяла. Вот и сейчас, придвинувшись поближе, она принялась вылизывать розовую юную головку члена, заглатывать ее, помещая за щеку, сосать умелым ротиком, чувствуя ответное подрагивание всего тела Сани, всегда затихающего и млеющего от такой ласки.



Оставшийся на какое-то время не у дел Сема быстренько перелез через них, соскочил на пол и побежал в кухню. Анька успела только сквозь нарастающий шум в ушах разобрать: «Принесу выпить и закусить, чтоб потом не вставать зря…», а Варлам уже пристроился своим хорошо знакомым девушке органом в тесной дырочке и медленно начал извечное, миллионолетнее движение туда-сюда… а Санька защемил оба соска маленьких грудок пальцами, причиняя ласковую, любимую боль, так сильно возбуждающую Аньку…

Заполнив собой без остатка всё влагалище, поршень Варлама двигался неторопливо, то погружаясь в жаркие глубины, то почти выскальзывая наружу. И Саня, чуть приноровившись, уже стал попадать в такт движениям, подмахивая в сосущий ротик сестренки.

Погрузившись в привычные, но такие любимые и захватывающие движения, Анька чисто механически, не отвлекаясь, отмечала, как Варлама сменил притащивший водку, посуду и какие-то консервные банки Семен, а сам Варлам, чтобы не скучать, пристроился к Сане, вводя член ему сзади, между сжатых бедер, упираясь головкой в яички… Саня и сам был не против таких игр с товарищами, закинув назад руку, он принялся поглаживать и мять мошонку Варлама.

Анька, после медленной, возбуждающей и вдохновляющей разминки, оттолкнула Сему и Саню, встала на четвереньки, отклячив свою худощавую, почти мальчишескую попку повыше, и вновь позади нее оказался Семен, вставший на колени… она успела только рукой слегка помочь ему найти вход, как ощутила головку члена, добравшуюся единственным резким движением в самую глубину вагины, а перед лицом уже маячили такие разные и такие желанные залупки Варлама и Сани…

…Заскучав стоять в одной позе, Анька соскользнула с Семы и повалилась на спину, увлекая за собой Варлама, во время возни отыскивая его член, направляя в себя и старательно закидывая ножки на поясницу парня. Чуток обломавшиеся Саня и Семен, не теряя даром времени, разлили себе водки… А Анька, ощутив крепкое прикосновение варламиного лобка к своему возбужденному клитору, первый раз за вечер судорожно дернулась и поплыла в блаженстве оргазма…

…Потом, отдыхая, она пила водку и заедала ее консервированной сладкой кукурузой, а Саня с Варламом, расположившись валетом, в это время без всякого стеснения дрочили и посасывали друг другу члены. Анька косилась на них, пофыркивая от смеха, так забавно выглядели их игры друг с другом в её присутствии…

…И дальше они долго крутились в разных позах, меняясь местами вокруг заветной дырочки Аньки, иногда прерываясь, чтобы сделать глоток водки и зажевать его ложкой пронзительно желтой кукурузы, или покурить, пока другие поддерживают темп. Анька полежала под Семеном, поскакала на Варламе, постояла рачком, пока ребята устраивали вокруг нее карусель, постоянно меняясь местами, ну, кроме Сани, разумеется, все-таки девушка сегодня была не настолько пьяна, чтобы не замечать поползновений братика на ее влагалище. Сане доставалось в обмен искусство орального секса, которым сестренка владела в совершенстве.

Потом Аньку уговорили на «сразу вместе» для слияния коллектива в едином порыве, и она, хоть и не любила анального проникновения, согласилась, особенно заметив для себя, что сегодня парнишки по первому же ее капризу подержали во рту члены товарищей, а Саня даже пустил себе в попку Варлама, а потом и Семена. Бисексуальные наклонности за братиком Анька замечала давно, так же, как и его предпочтение пассивной роли, но вот наблюдала собственными глазами такое не часто.

Она даже подлезла под стоящего раком Саню, устраивая этакое импровизированное «шестьдесят девять», и взяла в ротик его чуть увядший член, внимательно следя, как Варлам вгоняет в задницу братишки свой. Саня, вздрагивая под ударами Варлама, наслаждающегося узостью его задницы, старательно лизал мокренькие губки сестры, но она заметила, что делал он это чисто рефлекторно, как автомат, без особого удовольствия, больше увлеченный собственными ощущениями от ее губ на своей залупке и члена Варлама в заднем проходе.

Как-то раз наедине с Анькой в порыве откровенности Саня говорил, что совсем его не тянет к мужчинам, просто гормоны перевешивают, а если рядом есть человек, готовый помочь разрядиться, то зачем же дрочить своими руками? Ну, и в ответ надо человеку помочь, тогда это и будет нормальной мужской дружбой.

…Анька выскользнула из-под стоящего раком Сани, повалила сидящего на краю постели Семена на спину, легким движением руки привела его орудие в окончательно боеспособное состояние и уселась верхом, приложившись твердыми сосками к его груди.

Парочка Варлам-Саня распалась, мальчишки не могли пропустить момент общего слияния, и уже через секунду Саня сосредоточенно ласкал ей анус в чем-то смазанным пальчиком, потом двумя… потом совсем не пальчиком… они двигались в ней синхронно, то один, то другой, натирая тоненькую перегородочку между влагалищем и прямой кишкой, и Анька вздрагивала всем телом на каждое такое движение… и Варлам, вернувшийся из ванной, старательно прорывался настойчивыми нежными движениями через кольцо ее губ в ротик…

И душная, великолепная волна оргазма, совсем не похожего на оргазмы при сексе вдвоем, или даже втроем, совершенного иного, чем оргазм от женского язычка и пальцев, накрыл Аньку, позволяя ей только тихо и продолжительно постанывать, слегка мотая головой и стараясь удержать во рту конец Варлама…

***

В окно, занавешенное плотными, пыльными гардинами ударил мерцающий и переливающий свет синих, зловещих мигалок, укрепленных на крышах автобусов и легковушек. Где-то далеко-далеко, будто бы в иной, чужой жизни раненым мамонтом взревел и замолк дизель БТРа.

И через мгновение все шумы перекрыл резкий, неприятный голос, многократно усиленный динамиками настолько, что даже стекла тихонечко задребезжали, услыхав: «Внимание! Проводится очистка района от асоциального элемента и люмпенов. Всем оставаться в своих квартирах и приготовить документы для проверки. При попытке покинуть помещение огонь открывается на поражение». И будто подпись под воззванием — короткая, злая очередь из автомата.

А они продолжали лежать на постели в художественном беспорядке, так же, как отвалились друг от друга, в очередной раз кончив, напоив тело Аньки оргазмами и украсив поверху своей спермой. Девушка — лягушонком раскинув руки и ноги — в центре, рядышком, положив ей на худенькое бедро обмякший вялый член и прильнув к плечу головой — Саня, чуть поодаль, в ногах, сидел, опираясь спиной о стенку, Варлам, а Сема вообще каким-то чудом держался на самом краю, лежа ничком, выставив попку вверх и изредка все еще вздрагивая.

— Пиздец, — равнодушно сказала Анька.

— Чтобудем делать? — лениво, будто речь шла не об их судьбе, поинтересовался Варлам.

Анька попробовала пожать плечами, но мешал брат, прижавшийся головой к левому, и жест вышел скомканный. В эту самую секунду ей было совершенно все равно, что происходит вокруг.

— Всех возьмут, — продолжил так же расслабленно и лениво Варлам, — не уйти, а мы тут все без работы и пособий.

— Ты уже попадал? — поинтересовался Саня, кажется, слегка приходя в себя.

— Только раз, давно, — нехотя сказал Варлам. — Ушел я тогда с накопителя. Сейчас уже не уйдешь.

— Почему? — спросила Анька.

Вот ей-то, как раз, ничего и не грозило, кроме учета за проживание в асоциальном месте, работа у нее была, официальная и неплохая.

— Попадешь — увидишь, — не стал пояснять Варлам.

— Бить будут? — простонал, приподняв голову, Сема.

— Будут, — пообещал Варлам, — но потом. Здесь у них вежливость в ходу.

За окном слышался топот десятков ног, обутых в тяжелые ботинки. Мелькали какие-то огни, раздавалась беззлобная, но крепкая ругань, звякал металл.

Анька попробовала свести ноги и подтянуть их к животу, не получилось, мышцы не хотели слушаться, требовали покоя и расслабленности. «Что же теперь будет, — подумала она. — С братом, со мной…»

В двери требовательно застучали и почти тут же щелкнул замок, открытый, видимо, универсальной отмычкой. Для «чистильщиков», даже работающих вежливо, входная дверь не была преградой. Кто-то протопал в кухню, заскрипели еле слышно открываемые двери туалета и ванной. Распахнулась дверь в комнату.

— Ого! Тут они, все в сборе! — выкрикнул появившийся на пороге «чистильщик» .

Судя по голосу, это был совсем молоденький мальчишка, может, чуть старше Варлама, но он стоял перед распластанными на постели, голыми, обессиленными друзьями, как сказочный злой тролль: в тяжелых, высоких ботинках, прорезиненном костюме химзащиты, из-под которого топорщился угловатыми очертаниями бронежилет, в шлеме с темным забралом, с небольшим мощным фонариком в левой руке и коротким, массивным пистолетом-пулеметом в правой. Здесь и сейчас именно этот парнишка был хозяином жизни.

Но, как оказалось, и над этим маленьким хозяйчиком были свои хозяева, побольше и посильнее.

Отодвинув плечом замершего на пороге «чистильщика», в комнату вошел второй, покрупнее размером раза в полтора, без шлема, коротко стриженный с узкими, плотно сжатыми губами и брезгливым выражением лица.

— Обколотые что ли? — спросил он, опуская к бедру руку с громоздким армейским пистолетом. — Тогда ухо в остро держать с ними надо. Наркоши — это сюрприз на сюрпризе.

— Не колемся мы, — попробовал возразить Варлам.

— А мне все равно, это пускай врачи разбираются, — ответил высокий и тут же уточнил: — А чего разлеглись, как в бане?

— А ты со своей бабы, как кончишь, бегом бежишь? — ехидно спросила Анька, делая еще одну попытку подвигать ногами. Получилось чуток получше, чем пять минут назад.

— Я свою бабу один употребляю, — ответил он. — Ты проститутка? Патент есть?

— Живу я здесь и трахаюсь с кем хочу и как хочу, — равнодушно пояснила Анька.

— Жила, — уточнил высокий. — Эти тоже местные?

— Местные, — согласилась Анька.

— Больные? Психи? Есть? — спросил высокий.

Анька промолчала, ребята тоже. Саня так и вообще старался забиться под сестру, что выглядело, учитывая анькины габариты, комично. Варлам и Сема впали в странный ступор.

— Одевать их, господин унтер? — прервав затянувшееся молчание, поинтересовался вошедший первым, так и продолжающий все это время стоять у входа в комнату.

— Зачем? Если сами не оденутся, пусть так и едут, — отозвался унтер.

— Холодно, — заметил первый.

— Привезем и сдадим живых и здоровых, остальное — проблемы распределителей, — отрезал унтер, давая понять, что разговор окончен. — Эй, босота, вас силком подымать или сами пойдете?

— А зачем нас подымать, начальник, — спросил Варлам, — мы же здесь живем, никого не трогаем…

— На счет «три» зову выводную группу, — сказал унтер, засовывая пистолет в кобуру и отодвигая ее по ремню куда-то на задницу.