Идя на подвиги, не алчут орденов,
Не бредят благодарностью державы.
Не узнают примерный вес чинов,
Достойных стать эквивалентом славы.
Идя на подвиги, не ведают о том,
Насколько щедрость Родины огромна,
И называют чрезвычайно скромно,
Все то, что станет подвигом потом

Опять ночью мне снился такой же яркий и совершенно необычный сон. Похоже это точно посыл моих грозных кураторов из того сверхсекретном центре по управлению нашими параллельными реальностями. Вот они точно и намекают, что скоро выдернут меня… И вот вновь мой чудесный сон...

Светлана, она идёт ко мне. Вот она совсем рядом и совсем на ней ничего нет, кроме чулок и туфель. Вот она ловко прилегла со мной рядом – какая у неё великолепная фигурка! На её левую, прогибающуюся от собственной тяжести округлость, опускается такая большая восхитительная бабочка с яркими изумрудно-прозрачными крыльями. Бабочка трогает мохнатым хоботком розовый венчик соска, не находит там нектара и улетает прочь. А её тягучие груди, похожие на две красивые янтарные капли воска, оплавленного жгучими лучами, опускаются всё ниже и ниже. Я попадаю в густой шатёр её длинных волос, сквозь который едва процеживается слабый свет. И вскоре меня окружает полная темнота. Её влажные губы вроде ищут мой невидимый рот. Но вот мне становится нечем дышать, и я начинаю искать выход из этого приятного плена… И совсем медленно просыпаюсь…

Всё понятно! Наташа закинула на меня свою восхитительную ножку чуть ли не до груди, крепко так обняла, мне даже стало очень жарко. Ну что – пора уже подумать о будущем… О будущем моих прелестниц-врачей …

Так! Адъютант получил грозную бумагу из штаба фронта и вместе с девушками полетел на моём “Додже” в Джанкой. С ним и Стёпа отправился – так намного лучше! Секретарю горкома партии я позвонил и он обещал посодействовать. Но обошлось и без него – как только Стёпа достал “Маузер”, то у председателя горисполкома сразу память стала намного лучше и он быстро достал папку из стола. Так, три трёхкомнатные квартиры из резерва в исполкомовском доме, заодно девушек прикрепили к исполкомовской столовой. Получив документы, Стёпа только тогда убрал “Маузер”, а то, как адъютант шутил – у всех обалдевших исполкомовских девиц при виде такого гиганта с огромным пистолетом чуть было недержание не получилось!

Ветер, сквозивший в автобусе, накинулся на вышедшего из салона моего ловкого парня с яростью бультерьера и стал трепать полы куртки, залезая под одежду и моментально выстудив тело. Но адъютант бодрым печатным шагом быстро приблизился ко мне и чётко доложил о точном выполнении моего задания. И громко добавил – как хорошо, что Вы, товарищ генерал, послали с нами Стёпу! При виде его все вопросы решались мгновенно. Затем мы вечером отлично обмыли эти документы – девушки были просто счастливы. Ведь они оказывается все забеременели, так что эти квартиры сейчас для них – просто подарок. А тут ещё подарок от меня, когда мой адъютант вышел – по пачке денег каждой и по паре колечек с бриллиантами. Так что они радостно зацеловали меня и залили своим горячими слезами. А ночью – я их “залил”, по горячей настоятельной просьбе каждой. А ранним утром мы пили отличный кофе. Из личного сейфа бывшего командира трофейной немецкой подлодки. Вот так! Жизнь наша продолжается! И тут я как раз вспомнил и негромко пропел:

Опять я поднимаюсь по тревоге,
И бой такой, что пулям тесно.
Ты только не взорвись на полдороге,
Товарищ сердце! Товарищ сердце…

– Товарищ генерал, Дмитрий Тимофеевич, у меня такое впечатление, что Вы прощаетесь с нами, это так, – спросила проницательная Оля. А Наташа быстро гоняла карандашом по бумаге – пополнить стихами “Боевой листок”.

– Да вы что, мои красавицы! Просто я очень благодарен вам, вы просто спасали меня, иногда приезжал я еле живой, а вы возвращали меня к жизни и к службе. А как вы удачно вытащили меня спать в том окопе, под бурками. Благодаря вашей женской интуиции мы и остались живы. Так что это я вам должен…

Да, уже трижды покушались на меня, похоже я сильно “достал” Манштейна. А на другой день опять моё везение. Мы ложным отступлением заманили весь гренадёрский полк, вместе с прикреплёнными частями европейских союзников в ловушку, перебив их из пулемётов фланговым огнём. Остатки немцев, увидев что стало с бравыми эсэсовцами и лихими в атаке конными румынами под градом свинца, вскочили на ноги и под вновь вспыхнувшим шквальным огнём в спину буквально рысью ломанулись обратно к такому огромному спасительному оврагу… Вкусные оказались румынские ухоженные кони – этим вечером в каше было больше мяса, чем каши. Все бойцы были очень довольны!

Было видно, что добрались до оврага под убийственным ливнем пуль считанные единицы. Стрельба стихла. Лишь заваленное трупами поле боя напоминало о том, что здесь всего несколько минут назад смерть собрала свою очередную жатву. Положили многих, Даже “Ганомаг” захватили – наши отличные меткие снайперы-девушки перебили всех в этом броневике. Иванов сразу его и реквизировал. В «Ганомаге» у был целый арсенал, очень уж мы хорошо затарились, долго не придется на отечественное оружие переходить. Патронов несколько тысяч, четыре МГ, из них один на бэтээре стоит. Пять МП и шесть винтовок. Одна снайперская, Kar98, цейсовский прицел – это отлично. Если казаки свою угробили, ловко и коварно бегая от фрицев – завлекая их, то будет полная замена. Взрывчатки почти не было, зато гранат два ящика, даже дымовые есть. Мин немного, противопехотные «лягухи», но это уже хорошо. А если поставить на пути наступающей немчуры – то и отлично! Я тут нашим прямо на КП стихи прочёл:

Над полем боя солнца диск взошел,
Опять на смертный бой идут солдаты.
Здесь воздух неподвижен и тяжел,
И травы здесь от крови лиловаты.

Да тут ещё прибыл майор из Севастополя, с ними прибыли около двух рот морячков, судя по всему – лихие парни. Майор был просто потрясён нашим ведением боя! Он подумал, что наши “орлы” струсили и убегают в панике!

Ну ничего, себе! – вырвалось у него, когда он осмотрел поле боя. – Вот это да! Товарищ генерал, вы только посмотрите! Я в трансе! Как ваши парни лихо и хитро воюют! Теперь и наша морская пехота будет так же лихо и умно воевать!



Я тоже последовал примеру майора и выглянул из-за бруствера. Все подступы к нашим позициям были усеяны трупами в серо-зелёных шинелях. Кое-где убитые даже лежали даже в несколько слоев. На глаз было сложно определить, сколько немцев полегло здесь, пытаясь взять этот рубеж, но их было много, очень много. И ни один не сумел даже подойти к траншее ближе ста метров. Казалось, что здесь в полном составе лежит 50-я пехотная дивизия вермахта, хотя конечно это было не так. Её жалкие остатки занимали позиции примерно в полутора километрах впереди, как раз по тому самому оврагу, который должен был стать рубежом развёртывания для эсэсовского моторизованного полка и румынских кавалеристов. Но удар “Катюш”, затем шесть пулемётов, аж стволы у них запарили, да опять прилетели И-15 и проштурмовали немецких “варягов”. Так что и овраг был полон! Но это не всё! Этот день был для немчуры трагическим днём!

Возвращались наши “ишачки” обратно, а тут летит “Тётушка Ю” и на буксире планер с десантом, то они по ним оторвались, лупили из пулемётов вовсю. Так что только пять полуживых десантников спустились на парашютах, а тут их Стёпа “приголубил” своей нагайкой. Они сразу стали орать, увидев лампасы на его галифе (казак!):

– Алярм! Казакен! Нихт шиссен! Ещё бы, ведь с 1813 года выражение “казак” стало буквально нарицательным. Особенно, когда все в Европе рассказывали, что они, казаки, младенцев живыми едят! Весьма крепко тогда Великую армию потрепали казаки, когда Наполеон отступал от Москвы! Запомнила Европа надолго лихие рейды казаков!

Да потом Стёпа с трудом Иванова от них оттаскивал – немчура признались, что их должны были сбросить на штаб фронта, чтобы точно убить командующего. Четвёртое покушение! Иванов, понимая, что ему такое грозит, чуть не забил их насмерть. Потом и особист Стёпе помогал держать Иванова, ему ведь допросить их нужно, а эти здоровяки только орали: “Найн казакен!”.

Вечером мы с майором, Тобухиным и девушками обмывали мою и их удачу. Потом наши девушки пошли за яблочным пирогом, а я рассказал мужчинам анекдот:

– Женился пожилой генерал, примерно такой как я, на молоденькой. Ну в первую брачную ночь он один раз и спать. А молодая жена не против повторить, да у него не стоит. Он и говорит молодке, чтобы она помяла руками его “заснувший” орган, и она давай стараться. Заснул генерал, а когда проснулся, уставшая девушки понуро сидит рядом и говорит:

– Мой дорогой муж, ничего не получается. У меня даже руки уже болят…

– Что же ты, такая-рассякая, с больными руками замуж выходишь!

От хохота здоровых глоток аж окна зазвенели. И тут девушки вносят большой яблочный пирог – он так пахнет чудесно. И коварная Наташа, посмеиваясь, заявляет:

– Товарищ генерал, вот мы пирог принесли, так что руки у нас не больные! А Вы отличный мужчина, так что всё у Вас будет в норме, наша армия Вами гордится, – ну Наташа, так в краску меня ввела. И, кроме того, товарищ генерал, Вы так лихо немцев обманываете! Все нам рассказывают, какой у нас генерал хитрый и умный.

Мы все дружно рассмеялись – подслушивали, негодяйки. Этот майор был очень доволен, мои советы он принял к сведению, поняв, что мы воюем по-новому. Немцев вон сколько наши бойцы намолотили, а у нас десяток раненых всего. Заодно он рассказал, что заезжал к ним Мехлис, провёл митинг, возмущён был, что я его совсем не слушаю, а только всегда “посылаю”… Но его никто не поддержал – генералу виднее! Ну тогда про мою аморалку выдал, мол у генерала сразу три молодые девушки с ним живут.

Но тут у него был, к его сожалению, совершенно “холостой выстрел” – никто из бравых моряков меня совсем не осудил, а вот мне сразу позавидовали все. А одна красавица-связистка ещё и выдала громко так: “Вот это мужчина! Просто мечта!” И все зааплодировали! Мехлис сразу только расплевался и уехал, совсем возмущённый! Так что, товарищ генерал, о Вас у нас просто легенды ходят. И как вы умно воюете, и какие чудесные стихи пишете, и как Вы так лихо успеваете сразу с тремя красавицами… И Ваши стихи все читают, многие наизусть знают. Вот а Ваша фраза стала просто легендой фронта:

– Никаких идиотских воплей – мы все готовы умереть! Умирать должны только фашисты за своего бесноватого фюрера, чтобы удобрить нашу чудесную, но скудную крымскую землю! А вы все твёрдо запомните, что мы все должны жить – после войны у нас будет очень много работы!

Тут я вспомнил - есть ещё одно послание нашим воинам. Назовём его так "Ты приехал". Мол солдат приехал с фронта к своей невесте. Я быстро записал на листке в полной тишине и передал моим девушкам. А они вначале тихо, а потом громко пропели, почти как Оля Зарубина в своё время пела:

В нашем доме столько смеха столько света и тепла
Ты приехал, ты приехал, значит я не зря ждала
Голос твой счастливым эхом раздается там и тут,
Ты приехал ты приехал и тебя всегда здесь ждут

Разлучница-разлука у дома не крутись.
Мы больше друг без друга не можем обойтись
Мы больше друг без друга не можем обойтись
Разлучница-разлука, у дома не крутись.

Мне сегодня не помеха мамы строгие глаза
Ты приехал ты приехал, чтоб со мной судьбу связать
Расскажи мне об успехах, о неудачах расскажи.
Ты приехал ты приехал, чтоб со мною быть всю жизнь

Разлучница-разлука у дома не крутись
Мы больше друг без друга не можем обойтись
Мы больше друг без друга не можем обойтись
Разлучница-разлука у дома не крутись

Девуки пели своими звонкими чистыми голосами, а слёзы катились по щекам ... Потом мы хором спели и расстались все довольными. Майор пригласил меня в Севастополь, все будут рады увидеть и услышать Вас, товарищ генерал. И многие рвутся к Вам, на фронт... И, пожалуйста, эти стихи в "Боевой листок", все рады будут...

Заснул я с чудесным удовольствием — девушки вновь меня так сладко приспали. Умелый ротик Оли ловко возвращал моего «Бойца» на боевой пост. И это было так сладко! Но я понял, что срок действия Кукловода заканчивается! И тут всплыл в памяти зрительный образ того давнего рассвета — приоткрытое окно, колеблемые ветерком белые тюлевые занавески, смятые шелковые простыни и разбросанные подушки, — как тело откликнулось своими личными воспоминаниями. Как ни странно, оно помнило. Не все и, конечно, без подробностей, но общее впечатление было однозначно: та ночь была прожита не зря. Теперь я вновь был твёрдо уверен — у меня будет наследник!