Анонимный французский роман XIX века «Эвелина. Похождения и интриги юной Мисс Вселенная», Париж, 1840
Перевод на русский язык Алик Костин, 2017

ГЛАВА VI. Отдаться, отдаться, отдаться

(Проспер — Моя дуэль — Сэр Эдвард — Мой брак — Отъезд в Англию — Болезнь моего мужа — Наше возвращения в Лондон)

Очнулась я в постели в окружении своих родителей, двух докторов и нескольких слуг. Моим первым движением было вскочить.

— Слава Богу! Вы хотите умереть, мой дорогой ребенок?

— Где он? Я хочу посмотреть.

— Успокойтесь, моя дорогая, Роберта вылечат.

— Папа, он был ранен, защищая меня, я должна позаботиться о нём.

— Хирурги занимаются его раной, моя Эвелина, подождите по крайней мере, когда они закончат.

Под моим напором всё-таки они согласились дать мне одеться и пойти к Роберту. Он, казалось, был без сознания, однако при моём приходе открыл глаза, узнал меня и смотрел взглядом, полным любви и покорности. В течение трёх дней и ночей я сидела подле его кровати.

На четвертый день пуля была извлечена, и хирурги заявили, что они надеются его спасти. Я вернулась к себе, заснула и спала сорок восемь часов. Первый вопрос был, проснувшись, какие новости о моём бедном друге. Узнав, что исцеление теперь — вопрос нескольких дней, я упала на колени и возблагодарила за спасение храброго мальчика, который защитил меня, рискуя собственной жизнью. Через неделю, действительно, он был вне всякой опасности, и я начала подумывать о том, как наказать его подлых обидчиков.

Взамен Роберта отец нанял молодого Швейцарца из посёлка де Во, которому едва исполнилось семнадцать лет. Мальчик был красивый, высокий для своего возраста, его отцу рекомендовали, как очень честного. Он прислуживал за столом, и меня часто забавляла его неловкость и легкость, с которой он краснел, когда моя мать бранила его. Он смотрел на меня так, как будто просил защиты, и я подбадривала его, как могла, тёплыми словами и нежными взглядами. По-этому он относился ко мне с обожанием, чем распалял мои желания, подливая масла в огонь.

Болезнь Роберта и размышления о способах возмездия отвлекли меня от плотских радостей, но это не могло длиться долго с моим характером, страдающим без мужских объятий, и я подумывала, как бы найти Томпсона или сходить к своему сапожнику, когда случайно встретилась с Проспером на лестнице. Его вид заставил меня задрожать от мысли, как было бы восхитительно посвятить этого наивного невинного мальчика в тайны Венеры.

— Софи здесь, Проспер?

— Нет, мадемуазель.

— Не могли бы вы поднять мне немного горячей воды?

— С удовольствием, мадемуазель.

Я поднялась в свою комнату, куда Проспер вскоре принёс воду. Я убедилась, что никто не видел, как он входил, и попросила запереть дверь.

— Проспер, вы можете расшнуровать мне ботиночки?

— Я никогда не пробовал, мадемуазель.

— Женщины у вас в деревне не носят ботинок?

— Нет, мадемуазель, они носят сабо каждый день и одевают большие башмаки в воскресенье, чтобы сходить к мессе.

Он стоял напротив и в штанах хорошо была заметна известная выпуклость, которая давала надежду, что Проспер мог быть аппетитным напарником в удовольствиях девочки с таким темпераментом, как у меня. Мысль, что я буду первой его женщиной, разгоняла мою кровь с такой неимоверной силой. Я села на кровать чуть повыше, и положила ноги ему на бёдра, чтобы разуться. Босой ногой, как бы случайно, я прижала его выступ и увидела, как мальчик покраснел до ушей и задрожал всеми своими членами.

— У вас есть подружка, Проспер?

— Нет, мадемуазель.

— Хотели бы стать моим хорошим другом, Проспер?

— Мадемуазель шутит?

— Снимите второй ботинок и разотрите мне ноги.

Говоря это, голой ногой я слегка нажимала ему на выпуклое место.

— Выше, Проспер, ещё выше, — направляла я, заставляя его руку постепенно двигаться к таинственной пещерке.

Я мягко потирала его орган через штаны ногой. Юный мальчик, взволнованный, смущённый, с бегающими глазами коснулся, наконец, моего центра удовольствия. Я обхватила его руками за шею и спросила:

— Я тебе нравлюсь, Проспер?

— Больше, жизни.

Наши губы слились, я опрокинулась назад, притягивая его за собой, чтобы остальное довершила природа.

Какое божественное наслаждение быть первой в объятиях юноши, как сладостно направлять его неопытную руку, принять его ликёр, вырывающийся в экстазе, лежать у него на груди в изнеможении, чувствовать себя единым с ним душой и телом!

Ах! Благочестивые дамы, которые проводят свои молодые годы в распевании псалмов и гимнов в честь Господа, я не завидую вашей судьбе, я не завидую вашим священным радостям и надеждам на лучший мир, где вы будете небесными жёнами небесного супруга. Я чувствую себя недостойной любви божественной, я ищу своё счастье среди смертных. Жить и наслаждаться прежде, чем умереть, — вот и вся моя философии, остальное я оставляю другой жизни.

— Вы всегда будете любить меня, Проспер?

— До конца жизни, мадемуазель.

— Будьте осторожны, Проспер, будьте верны мне и не бегайте за другими девушками. А теперь вам надо уйти, поскольку было бы опасно задерживаться дольше, но приходите сегодня вечером, к полуночи, я смажу петли на двери, аккуратно откроете и не забудьте запереть на засов когда войдёте. Поцелуйте меня прежде, чем уйти, мой любимый, теперь идите.

Вечером за ужином Проспер был еще более неуклюжим, чем обычно, подавая соль к хлебу, нож к тарелке, воду для вина. Моя мать выговаривала ему, бедный мальчик краснел и чуть не плакал. Встретив мой взгляд, он немного приободрился, но на самом деле я была рада, когда ужин закончился.

Вечером, мы принимали гостей. Проспер раз пятьдесят заглядывал в гостиную без причин. Сэр Эдвард постоянно был со мной, я привыкла к таким приёмам и, как обычно, ежеминутно бегала к дверям. В этот вечер Сэр Эдвард был особенно внимателен ко мне, и Проспер проклял всё на свете. Что касается меня, я была, как на иголках, и опасалась, что внимательный наблюдатель обратит внимание на необычное поведение Проспера и сделает выводы. Кроме того, я боялась упустить внимание и интерес к светской беседе, которая должна занимать меня полностью.

Наконец, пришло время гостям расходиться, и я наблюдала, как лицо Проспера светлеет с уходом каждого. Сэр Эдвард, провожая последнего, задержался с ним у двери, и я подумала, что Проспер сейчас начнёт его даже подталкивать.

Вы когда-нибудь, любезные мои читательницы, принимали в постели молодого и пылкого любовника? Вы никогда не вздрагивали от каждого шага за дверью? Вы когда-нибудь были в том томном нетерпеливом состоянии возбуждения, вызванном жгучими страстными желаниями? Вы чувствовали, как между ног ноющий зуд сменяется сладострастной усладой? Если вы этого не испытывали, вы не поймете меня.

Следующую ночь я отправилась к Томпсону, чтобы обсудить свою месть за покушение. Он пожаловался, что позабыт-позаброшен, но я заверила его что чувствую себя заброшенной не менее так, как он не исполняет заповедей, в которых мне клялся. Я раскрыла ему, что нападение на Елисейских полях было организовано герцогом де М., и что я хочу отомстить. Томпсон предложил дать ему хороший урок бокса, но я отвергла, сказав, что на данный момент хочу наказать его сама, чтобы он получил урок от меня.

— От Вас, мадемуазель? Какая глупость! Что вы хотите сказать?

— Да, от меня, я хочу драться с ним и по-возможности убить.

— Великий Боже! Но это безумие!

— Это будет именно так, Томпсон, или вы не прикоснётесь ко мне больше никогда в жизни.

— Но, предположим, что он убьет Вас, что я буду делать? Я не прощу себе вовек.

— Какая глупость! Держите, Томпсон, возьмите эти две тысячи франков и завтра утром обеспечьте меня нарядом молодого джентльмена и парой пистолетов с порохом и пулями. Затем пойдёте и отнесёте эту записку герцогу. Вот что тут написано: «М.К. узнал, что герцог де М. предательски напал на сестру М.К., он надеется, что этот джентльмен не откажет ему удовлетворение, которого он требует за нанесение грубого оскорбления. Герцог де М., будучи ниже М.К., обязан предстать с пистолетами завтра на рассвете у входа в парк Нюильри в Булонском лесу.»

— И вы действительно собираетесь, моя дорогая Эвелина, победить его?

— Конечно, я решила. Не обращайте внимания на мелочи, подготовьте лошадей к утру, я приду сюда.

— Какова будет моя роль в таком случае? Я никогда не дрался на пистолетах.

— Вы умеете заряжать пистолет?

— Я умею заряжать ружьё.



— Это одно и то же. Обговорите условия дуэли со вторым секундантом, помните, что расстояние не должно быть более двенадцати шагов, и что мы должны открывать огонь одновременно.

Я с трудом уговорила Томпсона, который отвечал мне возражением за возражением, опасаясь последствий подобной авантюры. Но я была очень решительна. Я пригрозила, что никогда не подпущу его, если он не согласится, и обещала нежные ласки, если он поддастся мне. В конечном итоге он согласился при условии, что я проведу с ним ночь. Это была волшебная ночь! Я была вызывающей, смелой, дразнящей, нежной, любящей. Я оставила своего любовника счастливым и восхищённым от своей прекрасной хозяйки. Перед уходом я ещё раз взяла с него обещание выполнить мои распоряжения и принести во второй половине дня ответ от герцога.

В тот день после обеда мы ездили с отцом в бани, вечером я ходила на бал, а с полудня до трех принимала Проспера в свей комнате.

В пять утра я явилась на конюшни, где нашла Томпсона понурым и унылым. Накануне он нашёл способ заставить герцога принять мой вызов.

Я видела, какая борьба шла в его душе, как он боялся за меня. Это была большая глупость, но я не прислушивалась, меня обуяла безумная решимость. Я согласился дать ему доказательство моей любви прежде, чем уйти, и пообещала ему прийти вечером, если со мной ничего не случится.

Мы сели на лошадей и отправились к месту встречи. Приехав первыми, никого не нашли, но ждали не долго, вскоре приехал герцог. Привязав лошадей, стали искать подходящее место.

Герцог заспорил, требуя увеличить расстояние, ссылаясь на возраст противника, но я пристыдила его, как ребёнка, и условия поединка были приняты моими.

Это было не долго, команда, я целюсь бесстрашно в герцога, нажимаю курок… Я ощутила лёгкую встряску на шляпе, пуля из моего пистолета ранила герцога в плечо. Ободрённые несерьёзностью ущерба, мы вскочили на лошадей и галопом вернулись в отель, где никто еще не проснулся. Я поцеловала Томпсона, предупредила, что приду ночью и направилась к себе, где легла и заснул никем из домашних незамеченная.

В одиннадцать мы с отцом поехали на Елисейские поля кататься на лошадях, где к нам присоединился Лорд С.

— Поздравляю вас, Сэр Джон, — сказал он моему отцу.

— С чем, Сэр?

— С мужеством вашего сына.

— Мой сын, да, я надеюсь, что мальчик не уронит честь моего имени.

— Я позволю себе сказать, что он был ранен герцогом де М. утром на дуэли.

— Но это невозможно, мой сын в Итоне.

— Нет, он находится в Париже.

— Это правда, ваш брат в Париже, Эвелина?

— Нет, насколько мне известно, мой отец.

— Вы видите, вы плохо информированы. Кто это вам сказал?

— Герцог Гише. Смотрите, вон он сам.

Подъехал герцог и подтвердил новость, сказав, что видел записку с вызовом моего брата. Более того, де М. вообще отдал её ему. Мой отец пожелал её увидеть, после прочтения он поблагодарил господ, говоря, что действительно его сын должен был быть в Париже инкогнито, и немедленно вернулся в отель. По прибытии он заставил меня признаться.

Он узнал мой почерк и не мог не вспомнить мою дерзость и храбрость. В свою очередь он сам постоянно забрасывал меня комплиментами, что отец гордится таким бесстрашным ребенком. Затем он упрекнул меня в безрассудстве, и наконец, поблагодарил Небо за спасение моей души, иначе он не выдержал бы такого жестокого испытания.

Все его поцелуи, все ласки возбудили наши желания, только одна мысль не позволяла решиться удовлетворить их — что в любой момент может войти мать. Мне пришла идея попросить его проводить меня в туалет. Я поставила одну ногу на стульчак, он натянул меня сзади, и мы унеслись в неописуемом наслаждении.

Во второй половине дня я посетила лавку сапожника, как обещала, чтобы повидать его дочку. Дочка была прекрасна, как ангел. Я дала ему понять, что вечером буду на Рю ду Мон-Блан.

Действительно, вечером, только войдя, я оказалась в объятиях своего башмачника, который, не дав ещё войти, отнёс меня на диван и снял с меня одежды. Он опустился передо мной на колени и лизал мне между ног, а я в это время я ласкала его орган. Наконец он встал после того, как доставил мне сладкое наслаждение, и вонзил своё жало, я скрестила ноги у него за спиной, свободной рукой сжимая яйца, и искала своим языком его между зубами. Последний спазм накрыл нас обоих огромным наслаждением. Мы поужинали, как в первый раз, а потом он, ещё раз доказав свою любовь, оставил меня, сказав, что вынужден уйти потому, что жена его очень ревнива. Я отпустила его, не желая портить семейные отношения, но мои желания остались неудовлетворёнными, во мне кипела похоть, и, быстро вернувшись, я разделась и побежала на конюшни. Но в дверях меня остановил голос, это была Софи.

Он меня обманывал! Ах, предатель! Я поклялась больше никогда ему не прощать и направился к Просперу. Прежде, чем войти, я прислушалась у двери, и услышала голос свей матери.

Что?! И этот тоже! Я решила пойти к Джону, лакею. Аккуратно открыла дверь и в свете луны увидела его в объятиях кухарки-француженки. Боже! Проклятый дом! Храм Венеры! Пойти к Роберту? Я отвергла эту мысль, это может оказаться фатальным для бедного мальчика, едва оправившегося от травмы. Но что делать? Плоть моя возбуждённо пылала, нутро задыхалось от желания, я снова оделась, вышла и направилась на Рю Рояль ко всё ещё открытому кабаре, где пило с полдюжины кучеров.

У меня с собой была бутылка вина, и вскоре мы были друзьями. Познакомившись поближе, я предложила дюжину бутылок, если они согласятся подняться со мной в номера. Новое предложение удивило, но они согласились, и спор разгорелся только о том, кому быть первым. Я предложила тянуть жребий.

Я села на диван, они стали вокруг, я осмотрела их члены, чтобы убедиться, что у них нет заболеваний. Успокоившись, я отдалась, и они пустили меня по кругу сначала в рот, потом классически, потом… Это была одна из самых восхитительных ночей в моей жизни. Только в три утра я пошла в отель.

Спускаясь на обед, я встретила Проспера. Я обычно целую его, когда я встречаю в уединении, но тут прошла, не глядя, мимо. У меня не было возможности видеть его весь день, но я заметила, что мама говорила с ним тише, чем обычно, и не ругала. Вечером нанёс визит Сэр Эдвард. Случилось, что мы остались вдвоём, он взял меня за руку, я попыталась отнять, но он удержал её с таким выражением, что мне как будто пронзило электрическим токов от приятного ощущения.

Я хорошо понимала, что он собрался рассказать мне о своей любви, и в самом деле я угадала — он спросил, не нахожу ли я для него достаточно любви и уважения, чтобы выйти замуж. Прежде, чем ответить, я хотела задать ему несколько вопросов, но с просьбой отвечать искренне.

— Хорошо, сэр Эдвард, вы знаете мои качества и мои недостатки, если я соглашусь стать вашей женой, вы будете ко мне снисходительны?

— На столько, насколько будет возможно, моя возлюбленная.

— Если неистовство моих страстей влечёт меня на кривую дорожку, вы простите меня?

— Да, при условии, что виновно сознание, а не сердце.

— Но эта снисходительность, сэр Эдвард, может породить злой умысел.

— Нет, потому что я попрошу мою Эвелину о строгой верности пока она не забеременеет.

— И вы верите на самом деле, сэр Эдвард, что можете быть мужем, как хорошим, так и снисходительным?

— Я уверен, Мисс Эвелина.

— Хорошо, сэр Эдвард, я согласна быть вашей женой, в радости и в горе я буду любить и заботиться о вас.

— Дорогой ангел! Позволить скрепить наши узы печатью ваших розовых губ?

Вместо ответа я подставила ему губы.

Сначала я хотела назначить свадьбу через шесть месяцев, но сэр Эдвард и слышать не хотел, и уступка за уступкой я согласилась выйти за него через три дня.

— Прямо в этом платье с розовыми лентами, — сказала я, смеясь (это было цвет, предназначенный Просперу).

— Как пожелаете, — был ответ.

Мы ещё раз поцеловались и расстались.

Вечером Проспер пришёл ко мне, но получил сильный удар.

— Кто позволил вам войти, Проспер?

— Я думал, мадемуазель, .. после того, как цвет лент…

— Мои ленты, какая дерзость, ты не достоин моей милости.

— Но что я сделал?

— С кем ты был прошлой ночью?

— Ах! Мадемуазель, я вас уверяю, это не моя вина, она меня заставила.

Он вышел, но я услышала, как он упал на ковер и разрыдался. Меня взяла жалость. Наверное, он не мог отвертеться. Я встала и пошла за ним. Взяв с него обещание быть верным мне, я согласилась пустить его к себе спать.

Пять великолепных соитий убедили меня в его раскаянии. Я поручила ему раздобыть ещё один маленький пузырь с овечьей кровью для своего первого свидания с Сэром Эдвардом.

Через два дня после моей свадьбы с сэром Эдвардом мы немедленно отправились в Англию через Руан и Дьепп.