Стоял теплый апрельский день. Снег растаял, но лужи еще не высохли. А возле нашего подъезда вообще собралось море разливанное грязно-коричневой жижи — видимо, засорился дождевой сток. Кто-то из жильцов, а может дворник, положил на тротуар несколько кирпичей. Переступая по ним, я добрался до ступенек подъезда. Моя квартира на четвертом этаже, лифтом я стараюсь не пользоваться — хоть какая-то, да физическая нагрузка. Поднимаясь по лестнице, я услышал где-то наверху тихое всхлипывание, а на площадке между третьим и четвертым этажом увидел девчонку. Она сидела под окном, прямо на полу, обняв колени и прислонившись спиной к батарее. Она была вся грязная с головы до ног, с платья, с ветровки и с растрепанной косы стекали грязные ручейки. Рядом стоял школьный рюкзачок, тоже перепачканный.

— Нельзя так сидеть, простудишься! — обратился я к ней.

Девчонка махнула на меня рукой и заплакала еще сильнее, закрыв лицо ладонями.

— Ну, ты чего? — как можно добрее и ласковее произнес я и тронул ее за плечо.

— Ключи забыла... А меня машина всю забрызгала… А мама только к семи придет…

Времени было половина третьего. Да, долго же ей придется ждать.

— Ну, ничего страшного, не реви. Знаешь что, пошли ко мне, подождешь свою маму.

— Нет, не могу. Мама не разрешает мне с чужими идти.

— Да какие ж мы чужие? Мы соседи. Должны помогать друг другу.

Девчонка, видно, из сорок второй квартиры, хозяйка ее сдает, и недавно там поселились новые жильцы.

— Неужели четыре часа будешь вот так на полу сидеть? Пошли! — я решительно взял ее за руку. — Не бойся, ничего худого тебе не сделаю.

Девочка утерлась грязным рукавом, размазав грязь по лицу, поднялась и пошла за мной.

— Раздевайся, — сказал я, когда мы вошли в квартиру.

Она сняла грязную ветровку и протянула мне, не решившись повесить на вешалку.

— Иди в ванную и снимай все. Постираем твои вещи. Да и тебя заодно.

Наверно вид у меня был строгий, а интонация не допускала возражений. Девочка послушно отправилась в ванную. Через пару минут я приоткрыл дверь.

— Ой, нельзя! — взвизгнула девчонка, она уже разделась догола.

Я прикрыл дверь.

— Залезай в ванну, я не смотрю. Только заберу твои вещи в стирку.

Девочка забралась в ванну и задернула полиэтиленовую занавеску. Я собрал грязную одежду, которая осталась валяться на полу, и вышел. Стиральная машина стояла на кухне. Я забросил туда ее одежку, всю, кроме нижнего белья. Трусики и лифчик (ишь ты, ну прям как взрослая!) надо простирнуть отдельно. Я разглядывал эти предметы, такие непривычно-маленькие, от них исходил удивительный и неповторимый, весенне-терпкий девчоночий запах. Я невольно поднес к лицу эти смешные трусишки и дышал сквозь них, словно бы касаясь лицом нежного девичьего тела.

В ванной зашумела вода. И вдруг раздался визг:

— Ой, кипяток!

У меня плохо работал смеситель, иногда заедал кран холодной воды, никак не соберусь его починить. Впрочем, я-то приспособился, и меня особо не напрягало, а живу я один.

Я вбежал в ванную, отдернул шторку. Девочка, забившись в уголок, стояла в позе испуганной нимфы, прикрывая руками свои секреты, а лейка душа валялась в ванне, извергая кипяток. Я отрегулировал воду, повесил лейку на кронштейн.

— Давай, намылю тебя.

— Ой, не надо, я сама.

— Да ладно, поворачивайся спиной, — и ворчливо добавил: — И нечего стесняться, можно подумать, я прелестей ваших никогда не видел.

Но тут я слукавил. Я видел много зрелых и перезрелых баб, но юных дев еще ни разу. Все мои пассии были около тридцати и старше, а таких отроковиц видеть голышом не приходилось.

Я намылил мочалку и тер ей плечи, спинку и попку, любуясь этой худенькой, еще нескладной фигуркой. Угловатые плечики, почти не выраженная талия, узкие бедра, совсем детские булочки ягодиц, белые и нежные. которые просто манили их поцеловать… А ведь у меня могла быть такая дочь, и я каждый день вот так тер бы ей спинку, а потом вытирал полотенцем…

— Дома кто тебя моет, мама или папа?

— У меня нет папы, — резко ответила девочка. — А моюсь я сама!

Но тут же смягчила тон.

— А вы — доктор?

— Нет. А почему ты решила?

— У вас руки добрые. И голос приятный.

Видимо, она искала для себя оправдание: коли стоит голенькая перед мужчиной, то это должен быть врач. Тем более, я сказал ей, что насмотрелся на голых барышень.

— Ну, давай, дальше сама. Не буду мешать.

Я отдал ей мочалку, задернул штору, но нарочито медленно вытирал руки. Сквозь полупрозрачную занавеску я видел расплывчатую фигурку девочки, она стояла боком ко мне и намыливала шампунем волосы. Прогнутая спинка, чуть выпуклый животик, кругленькая попка, едва выступающая грудь. Очень хотелось любоваться этим чудом, но стыдно было показывать свой интерес.

Я вернулся на кухню, налил воды в чайник и поставил его на плиту. Шум воды в ванной стих.

— А где взять полотенце?

Ах, да. Я принес ей чистое полотенце и свой махровый халат. Из-за шторки показалась головка с чистым свеженьким личиком и мокрыми длинными волосами. Девочка сверкнула ясными синими глазами и протянула руку. Я повесил ей на руку полотенце, а халат оставил на сушилке. Еле удержался отдернуть занавеску и полюбоваться на всю красоту целиком.

Потом мы пили чай с бутербродами и с вареньем, которым меня снабжала мама. Еще с Нового года у меня завалялась коробка конфет. Сам-то я их не ем. Девочка сидела напротив меня в халате, который был велик ей размера на четыре. Через широкий ворот виднелись ее зреющие выпуклости с маленькими сосочками. Похоже, ее уже не смущало, что я так ее разглядываю. Она держала большую чашку двумя руками, подносила ко рту и дула в нее, остужая чай. При этом ее большие синие глаза слегка мутнели от пара, а потом блестели еще ярче.

— Как тебя зовут? Мы так и не познакомились.

— Влада.

— Красивое имя. А в каком классе учишься?

— В седьмом. Бэ. Заканчиваю. А вас как зовут?

— Мы почти тезки. Владислав Федорович.

— А кем вы работаете?

— Я писатель.

— Надо же! Настоящий писатель? А что пишете?

— Романы. Для взрослых. О любви.

— Ой, а дадите почитать?

— Рановато тебе, наверно.

— Ничего, я пойму.

— Ну, тогда на, читай, — я достал с полки книгу. — А я поработаю.

Я включил компьютер, а Влада устроилась с ногами на диване, боком ко мне, и уткнула нос в книжку. Я написал очередную главу, изредка поглядывая на Владу. Вдруг она оторвала глаза от книги, посмотрела на меня невинным взглядом и спросила:

— А что такое кун-ни-лин-гус?

Господи, четырнадцатый год, поди, а до сих пор не знает. И как ответить? Решил объяснить прямо.

— Это когда дядя языком лижет тете писю.

— И ему, как бы, не противно?

— Наоборот, очень приятно.

— И тети дядям тоже писи облизывают?

— Да. Только это минет называется.

— Фу, — Влада брезгливо сморщила носик. — Я бы наверно ни за что бы не стала!

— Ты еще маленькая. С подругами не говоришь на такие темы?

— Не-а! У меня и подружек-то нет. Мы с мамой часто переезжаем, а я перехожу из школы в школу. Не успеваю подружиться.

— Ясно. Все-таки, рано тебе эти книги читать.

— Ничего не рано! Я все про секс знаю. Мне мама рассказывала.

— И что же ты знаешь?

— Ну… Что мужчина и женщина… Они раздеваются… короче, от этого дети появляются. А еще бывают дядьки-маньяки, они маленьких девочек насилуют... Поэтому я сначала боялась к вам идти. Но вы хороший. Правда.

Влада снова погрузилась в книгу, а я щелкал клавишами.

— А вот тут у вас молодая девушка влюбляется в старика. Так разве бывает?

— Ну какой же он старик? Ему сорок лет всего.

— Конечно старый.

— А я, по-твоему, старый?

— Вы? Да нет…

— Сколько мне лет, как думаешь?

— Ну, тридцать… два.

— Сорок четыре.

— Правда? Никогда не подумала бы.



Время близилось к семи. Одежда Влады высохла.

— Я пойду. На лестнице маму подожду. А то она ругаться будет, что я к вам пошла. Я книгу не дочитала, можно с собой возьму?

— Конечно.



Через пару дней раздался звонок в дверь. Я открыл, на пороге стояла Влада.

— Можно? Я принесла книгу. Прочитала.

— Понравилось?

— Очень.

— Чаю хочешь? С конфетами.

— Ага.

Она вошла в комнату. На ней было домашнее платьице, короткое, видно купленное года два назад, оно едва прикрывало трусики. Я заварил чай, мы сели за стол.

— Можно спросить? — мне показалось, она сейчас поднимет руку как на уроке.

— Конечно.

— Вот там у вас в книге одна девушка занимается… — она слегка покраснела, — мастурбацией.

— Ну и что?

— Ведь это же очень вредно. Мама говорила, что так делать нельзя.

— Ну почему? С физиологической точки зрения тут ничего вредного нет. Организму безразлично, как получить половое удовлетворение — сексом с партнером или без него. Общественная мораль придумала принципы, основанные, в общем-то, на религиозных предубеждениях, и запрещала этим заниматься. А просвещенное общество уже перестало считать мастурбацию грехом и пороком.

— Но ведь от этого дебилами становятся, и зрение портится. А еще бывает эта… эпилептия.

— Эпилепсия, — поправил я. — Глупости, полная чушь. Это в темное средневековье мастурбация считалась вредным занятием. Скорее всего, от незнания и низкого уровня медицины. И чтобы запугать народ, придумывали такие страшилки.

— А мужчины тоже… этим занимаются?

— Конечно. В основном одинокие или каким-то образом оторванные от общества. Вот, например, Робинзон. Как думаешь, смог бы он прожить двадцать пять лет без сексуального удовлетворения?

— Но в книжке этого не написано.

— Конечно. Во времена Даниэля Дефо нельзя было об этом говорить открыто. Ну а так, если пораскинуть мозгами? Половое воздержание гораздо вреднее, чем онанизм.

Мы немного помолчали. Влада изредка бросала на меня взгляд, словно порывалась еще о чем-то спросить.

— А у вас жены нет? — наконец, прервала она молчание.

Интересно, на что это она намекает?

— Нет. Но у меня бывают случайные женщины.

— А знаете, когда я читала про ту девушку… ну, которая занимается… Мне как бы спокойнее стало. Понимаете? Ну, что…

«Что ты не одна такая», — догадался я, а вслух произнес с улыбкой:

— Да, я понимаю.

— А я прочитала в «википедии» про кун-ни-лин-гус.

— И как?

— Там и картинки есть. Мама блокирует мне все сайты, которые восемнадцать плюс. А «википедию» — нет.

— Ясно.

— А у вас еще есть типа такого книга?

— Есть.

Мне понравилось, что моя юная собеседница, не стесняясь, говорит со мной на столь щекотливые темы. Не знаю, правильно ли я поступаю, развращая ребенка. Но ведь все подростки рано или поздно узнают о сексе, когда-то и она должна узнать обо всем. Уж лучше от взрослого, чем от подруг. Конечно, она уже мастурбирует и очень стыдится этого, поэтому ей нужна поддержка. Мне захотелось, чтобы у нас еще раз состоялся такой откровенный разговор. И пусть лучше занимается онанизмом, чем вступит в раннюю связь со сверстником и «залетит» от него. Я дал ей книгу, где упоминались случаи и мужской, и женской мастурбации, и даже совместной.

Прошло еще два дня. В пятницу, поздно вечером, Влада снова позвонила мне в дверь.

— Можно к вам? — она была немного испугана.

— Заходи. Что случилось?

— Мама уехала на два дня. А мне страшно одной. Можно у вас переночевать?

— Она часто уезжает?

— Ну так. Бывает. Она раньше тетю Любу просила оставаться со мной. Или меня к ней отсылала. А сейчас тети Любы нет в городе. Мама сказала, что я большая, могу остаться одна. А мне вдруг страшно стало.

— Ну ничего. Тревожное состояние бывает в твоем возрасте. Это от изменений в организме, ты растешь. Ужинать будешь?

Я накормил Владу пельменями и постелил ей на раскладушке. Она разделась до трусиков, как мне показалось специально, чтоб я обратил внимание на ее, с позволения сказать, бюст. Каюсь, но я и на самом деле задержал на нем взгляд. Девочка, пожелав мне спокойной ночи, залезла под одеяло. Сам я засиделся часов до двух за работой. Влада сладко посапывала во сне.

У меня с юных лет привычка спать голым. Проснулся я от того, что почувствовал прикосновение к своему половому члену. Я заворочался и сквозь приоткрытые веки увидел, как Влада быстро шмыгнула на раскладушку и накрылась одеялом. Я полежал немного, делая вид, что еще не проснулся и ничего не заметил.

— Доброе утро! Как спалось на новом месте?

— Нормально.

— Иди, умывайся, будем завтракать.

Влада вышла из ванной в одних трусиках, уже не стесняясь меня, словно я ее папа. А я, правда, не без смущения, любовался на зреющие холмики ее грудей, коль уж выпало счастье созерцать это скоротечное чудо расцветания.

— Я дома всегда так хожу, — заметив мой взгляд, пояснила девочка, и ее личико чуть порозовело.

Она забралась с ногами на табурет, обхватив колени руками. Я приготовил яичницу, сделал для Влады какао, а себе сварил кофе.

Я уже поел, а Влада все ковырялась вилкой в тарелке.

— Не нравится?

— Нет, почему, очень вкусно. Я хочу кое-что вам сказать…

— Ну?

— Об этом никто не знает даже мама… Просто вы добрый и умный, вы поймете. Вы же никому не расскажете?

— Нет, конечно.

— Я тоже так делаю… — произнесла она почти шепотом. — Ну, как те девушки у вас в книгах…

— Ну и замечательно. Твой организм уже готов к основной функции — деторождению, поэтому он ищет возможность удовлетворить потребность в сексе. И это гораздо лучше, чем ранняя половая связь.

— В прошлом году я душем мыла себе… там… И сильную струю такую сделала. И вдруг так классно стало. Я чуть сознание не потеряла. А потом поняла, что я наделала, и решила, что больше никогда… так не буду… Но потом мне снова захотелось. И я еще пальчиком попробовала. Я испорченная, да?

— Да ты что? Нет, конечно. Это естественно. Ты растешь, познаешь свое тело. Я тебя уверяю, многие девочки так делают.



— Да? А я в одной книжке читала, мне ее мама давала, что это очень вредно. И мама так говорит... И я долго себя ругала, что я такая вот… плохая.

— Ну какая же ты плохая? Ты замечательная девочка. Красивая. Очень. Придет время, от парней отбоя не будет.

— Ой, да они и так… С пятого класса ко мне пристают: покажи, да покажи… Уроды! И целоваться лезут! Фу!

Наконец, Влада справилась с яичницей.

— А можно спросить?

— Спрашивай.

— А вы когда-нибудь делали кун-ни-лин-гус? — она постоянно произносила это слово по слогам.

— Да. Много раз

— И это правда, приятно?

— Лично мне — очень приятно.

— А им? Ну, кому делали?

— И им тоже.

Она опустила глаза и рассеянно смотрела в чашку с какао. Щеки ее розовели. Вполголоса она пробормотала:

— Счастливые…

Казалось, она хочет еще что-то сказать, но не решается. У меня пересохло во рту, я глотнул кофе.

— Ты… хочешь? — спросил я каким-то не своим голосом.

Влада кивнула, не поднимая головы.

— Пойдем.

Я взял ее за руку и повел в комнату, опустился на колени и потянул вниз трусики. Она сначала сжала бедра, возможно, машинально, но потом позволила спустить трусики до щиколоток и даже переступила ногами, освобождаясь от них. Какую же этот лоскутик ткани таил под собой красоту! Ну, казалось бы, на что там смотреть? Маленькая выпуклость под животом, разделенная разрезом половой щели. Но сколько же прелести в ней! Сколько волшебных чувств в душе возникает от любования этим творением природы! Эти чувства — не столь сексуальное желание, сколько ликование и восторг от близости юного и непорочного цветка, словно созданного для целования! Редкие мягкие волосы кустиком курчавятся на лобке, не скрывая пикантной ямочки, где сходятся губки. А вокруг самих губок волос еще нет совсем. Я прикоснулся губами к этой ямочке. В ответ девочка содрогнулась и шумно вдохнула. Я взял ее за бедра, провел языком снизу вверх по половым губам, они были нежными и гладкими, но совсем сухими. От стыда ли, от смущения или неловкости она не была возбуждена. От моих ласк девочка трепетно задрожала, а мне вдруг стало не по себе. Господи, что же я делаю, старый дуралей! Я поднялся на ноги, обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Вам неприятно?

— Наоборот. Очень приятно. Но… Ты девочка, Влада, а я — взрослый мужик.

— Ну и что? Ведь вы ничего плохого мне не сделаете, правда? А я сама хочу. А кроме вас мне никто этого не сделает. Парня у меня нет. Мальчишек из школы я терпеть не могу. Дебилы!

Она отстранилась от объятий. Ее синие глаза от гнева стали еще прекраснее. Они смотрели на меня снизу вверх, выражая желание и нетерпение. Это был взгляд не девочки, а женщины.

— Садись на диван, — произнес я почти шепотом.

Я встал на колени и устроился меж девчачьими длинными ногами с выпирающими коленками. Большие губки ее слегка раздвинулись и оттуда, словно моллюск из приоткрытой раковины, показались малые. Тягучая прозрачная капелька поползла из них к промежности. Я начал слизывать этот выступающий терпко-солоноватый девчоночий сок. Раздвинул пальцами большие губы и лизнул крайнюю плоть, прикрывающую клитор. Провел языком снизу вверх по всей этой нежной, ранее скрытой большими губами поверхности.

Тело Влады содрогалось от моих ласк, вздохи становились чаще и громче. Я приложил большой палец к верхнему уголку ее щелки и тянул кожицу вверх, открывая бусинку клитора, и лизал ее. И дырочку уретры. И скользил языком вниз, между губок, вылизывая вход во влагалище. Судя по реакции Влады, это доставляло ей неописуемое наслаждение, она вся извивалась, дергалась и стонала как взрослая женщина. Наконец, содрогнувшись, обмякла и в изнеможении прошептала:

— Всё…

Влада полулежала на диване, свесив ноги. Глаза ее были прикрыты предплечьем руки, лицо выражало утомленное блаженство. Другая ее рука ладонью лежала на писе, пальчиками она слегка поглаживала большие губки. А я… Нет даже необходимости говорить, насколько я сам был возбужден, мой член рвался наружу из домашних тренировочных брюк.

— Я сейчас! — сказал я ей, забежал в ванную и запер дверь на шпингалет.

Кончил я довольно быстро, излив в раковину море спермы. Но когда я вышел, Влады в квартире не было. Не было ее шлепанцев и платьица, но на полу валялись белые трусишки. Я бережно поднял их, они еще хранили ее запах.


Я думал, она больше не придет. Но около девяти вечера снова прозвучал звонок в дверь.

— Можно? — Влада робко посмотрела на меня.

— Да. Ты чего убежала?

— Мне стыдно стало. За себя. Я не должна… Но, понимаете…

— Понимаю, — ответил я, улыбнувшись.

Я взял ее за плечи и провел в комнату.

— Ужинать будешь?

— Не, я поела. Мне мама там оставляла котлеты, макароны всякие…

— Ну как хочешь. Можешь телевизор включить.

— Не хочу. Я так посижу, почитаю. Я не буду вам мешать.

Она взяла книгу, забралась с ногами на диван и села, поджав под себя ноги. Коротенькое платьице задралось, и стало ясно, что трусики она так и не надела. Я невольно на нее загляделся. Видимо, Влада заметила это. Девочке нравилось, что она привлекает мужской взгляд. В ней просыпалась женщина, дразнящая, жеманная, кокетливая. Она даже вытянула ногу, ту, что ближе ко мне, оставив другую согнутой, Подол платья покоился на животе, внизу которого я видел выпуклость лобка с маленьким завитком волос.

Налюбовавшись, я углубился в работу и почти не замечал Владу. Через час я услышал, как что-то упало — это книжка вывалилась из ее рук и свалилась на пол. Девочка уснула. Я приготовил постель на раскладушке, взял девочку на руки и перенес туда. Задумался, снимать ли с нее платье, но потом решил: пусть спит как есть. Правда, не сдержался, приподнял подол и снова любовался на волшебный бутон — пухлые губки и милую щелку с пикантной ямочкой наверху.

Налюбовавшись, я поцеловал эти губки, накрыл девочку одеялом и отправился в ванную. Стоя под душем, еще раз вздрочнул, поскольку возбуждение было слишком велико.

Ночью мне снился какой-то эротический сон. Мне снилась Наташка — моя подруга, с которой мы расстались четырнадцать лет назад. Уже не помню, что стало причиной ссоры, но разругались мы вдрызг, что называется, навсегда. С тех пор я ее не видел. А во сне все было как тогда — мы обнимались и целовались, занимались сексом и вместе кончали, забившись в экстазе. Иногда я просыпался на какое-то мгновение, и словно чувствовал рядом с собой Наташкино тело, разгоряченное, вызывающе-нетерпеливое.

На рассвете я проснулся, все еще в плену сладкого сна, а потому возбужденный. Рядом со мной, свернувшись калачиком, спиной ко мне лежала Влада. Голая. А мой возбужденный член упирался в ложбинку между маленьких ягодичек.

«О, Господи! — пронеслось в голове, а грудную клетку сдавил ужас. — Неужели что-то было?» Я скинул одеяло и пошарил ладонью по простыне. По крайней мере, в обозримом пространстве остатков спермы и следов лишения девственности не обнаружил. Я накрыл одеялом спящую девочку, а сам перебрался на раскладушку.

Разбудил меня запах гари. На часах почти десять. Я надел халат и кинулся на кухню. У плиты стояла Влада. Голая. В руке она держала дымящуюся сковороду, а вид у нее был растерянный. Я взял из ее руки сковородку, положил в мойку и открыл кран. Раздалось шипение, к потолку устремилось облако пара.

— Я хотела приготовить вам завтрак, а все сгорело! — чуть не плача сказала девочка, уткнувшись лицом мне в грудь. Я обнял ее и погладил по волосам. Поцеловал в макушку.

— Ничего страшного, не расстраивайся. Давай сварим сосиски.

Она кивнула.

— Ты почему в таком виде?

— Трусики не нашла, а платье лень было надевать. А вам не нравится?

— Нравится. Ты очень красивая. Но я мужчина, твой вид сильно возбуждает, а я не могу постоянно находиться в возбужденном состоянии.

— Понимаю.

Влада ушла в комнату за платьем, а я поставил варить сосиски и пошел умываться.

— Как получилось, что ты оказалась со мной в постели? — спросил я за завтраком.

— Мне стало холодно. Я всегда забираюсь к маме под одеяло, когда замерзну… — Влада внимательно разглядывала сосиску. — А он у вас твердый.

Сначала я не понял, о чем она говорит, а когда дошло, аж вздрогнул.

— Я, надеюсь, вел себя прилично?

— Вы спали. А он стоял. А хотите я вам… ну, как вы мне вчера.

Я рассмеялся.

— Ты же говорила, что фу, и ни за что не стала бы.

— Значит, не хотите.

Девочка обиделась, даже голос дрогнул. Вот-вот заплачет.

— Хочу, — подумав, ответил я.

Мы пошли в комнату, Влада села на диван, я стоял перед ней. Она с нетерпением посмотрела на меня. Я распахнул халат, сама она не решалась. Я был возбужден. Девочки я почти не стеснялся. Ведь она уже разглядывала меня, пока я спал. И этой ночью, и прошлой. Член стоял прямо и смотрел ей в лицо.

Девочка приблизилась, высунула язычок и дотронулась им до уздечки. Острые импульсы пробежали по всему телу, насколько это было приятно. Потом она сложила губы трубочкой и прикоснулась к головке в поцелуе. Я чувствовал, как ее язычок касается отверстия уретры. Девчоночьи пальчики взялись за ствол члена, сдвинули крайнюю плоть, ротик раскрылся, а губы нежно обхватили головку. Ротик раскрылся шире, головка вся оказалась во рту, и нежный язычок прижал ее к теплому нёбу. Пальчики, увлекая кожицу, двинулись к яйцам, словно извлекая член изо рта, а потом потащили обратно… Кажется, я застонал. Сладкая мука была нестерпима. Еще минута, и я не сдержусь.

Я высвободился и сел на диван.

— Вам не нравится? Я что-то не так делаю?

— Наоборот, очень нравится. Поэтому я боюсь, что не совладаю с собой.

— И мне понравилось. Теперь никогда не скажу, что ни за что бы не стала.

Я поцеловал ее в щеку и обнял за плечи. Склонив голову, прижался щекой к ее макушке. Халат на мне был распахнут, член бесстыдно торчал.

— А почему вы вчера, после того как сделали мне кун-ни-лин-гус, сразу пошли в ванную? Вам было противно? Вы полоскали рот?

— Нет, Влада, мне было очень приятно. И я бы снова хотел это сделать. Можно?

Влада кивнула, она подняла подол платья к животу и развела ноги. Я, как и вчера, встал на колени между ее ножками. Она была возбуждена и истекала соками. Я подставил язык под этот ручеек, потом припал губами к нежным губкам.

Когда она кончила, я сел рядом с ней.

— Вот видишь, мне очень приятно. А в ванную я ушел совсем по другому делу. Понимаешь, я очень возбужден. И мне тоже надо получить разрядку.

— Я поняла. А вы… прямо тут.

Она хочет, чтоб я при ней дрочил? Ну это уж слишком.

— Вы как это делаете? Вот так?

Девочка взяла в кулачок ствол моего члена, провела им к головке, натянув на нее кожицу, а потом сдвинула назад. Я не сопротивлялся, пусть это очарование делает все, что захочет. Она двигала кулачком медленно и неуверенно, но все же, откуда она знает, как надо делать?

— Я вчера в «википедии» про это читала, — словно угадав мои мысли, сказала Влада. — Мне хотелось узнать, как этим мужчины занимаются. А там все написано. И даже фотки есть.

Возбуждение нарастало. Через пару минут приятная резь и тяжесть в промежности, предвестники оргазма, заставили отобрать у нее член и кончить в полу халата. Влада, раскрыв рот и высунув язык, наблюдала за семяизвержением. Потом произнесла шепотом:

— Классно!

Она окунула пальчик в лужицу, еще не впитавшуюся в ткань халата, понюхала.

— Чем-то пряным пахнет. Или грибами. Это сперма?

— Да.

Она лизнула кончик пальца.

— Солененькая.

Влада встала с дивана, одернула платьице.

— Я пойду. Мне пора. А то вдруг мама пораньше приедет. А где мои трусики.

— А ты не могла бы подарить их мне?

— Хорошо, — девочка улыбнулась.


Я не видел Владу больше недели. Она не заходила ко мне. Все это время меня терзал стыд и муки совести за содеянное. Пусть у нас не было настоящего секса в его буквальном смысле, но оральные ласки — это тоже развратные действия.

Весна полностью завладела городом. Раскрывались почки, пробивалась травка, лужа, мешавшая жильцам нашего подъезда, высохла. Возвращаясь домой, я увидел возле подъезда «Газель», а на ступенях парадного коробки, узлы и чемоданы. Кто-то переезжает. Женщина и мужчина — очевидно водитель — укладывали вещи в машину. Когда я подошел ближе, женщина как раз подняла чемодан, повернулась, и мы оказались лицом к лицу. Я остолбенел, и она, кажется, тоже. Это была Наташка, моя бывшая подруга, с которой мы давно расстались. Причем, не просто расстались, а разругались в дым. Она почти не изменилась за эти четырнадцать лет. Лишь на лице появилось еще немного морщин и в волосах прибавилось седины.

— Привет! — первой опомнилась она.

— Здравствуй…

— Ты здесь живешь?

— Да.

— Странно, что мы только сейчас встретились. А я вот уезжаю.

Из подъезда выбежала Влада, потрясая какой-то коробочкой.

— Мам, мы еще это забыли!

— Хорошо, доченька. Вот, — она обратилась ко мне. — Моя дочь Влада.

Умная девочка сумела скрыть растерянность, она улыбнулась мне одними глазами и совершенно не подала виду, что мы знакомы.

— Она у тебя красавица, — похвалил я.

— Гражданочка, нельзя ли пошустрее? — поторопил водитель и похлопал себя по запястью. — Цигель-цигель!

— Да, сейчас. Влада, давай, доча, помогай! Ну все, Влад, прости, нам некогда.

— Не буду мешать! — я вошел в подъезд.

«Боже мой! — вертелось в голове, — Вот так компот!» Ведь если сопоставить, Влада вполне может быть и моей дочерью. Так получается, тут не только совращение, но еще и инцест! Да-а-а…


Где-то через месяц я получил письмо без обратного адреса. На листке из школьной тетради круглым девичьим почерком было написано:

«Здравствуй, папа! Мне мама все рассказала. Я не сержусь на тебя, наоборот, очень рада, что ты у меня есть. И не жалею о том, что у нас было. Ты научил меня тому, что я, в принципе, уже должна знать. А главное — ты научил меня любить. Ты добрый и ласковый. Я тебя люблю.

Твоя дочь Влада»




Отзывы направлять по адресу filogirl@yandex.ru