За тот случай, когда я дрочил на маму, а потом спустил сонной – в рот, она жестоко избила меня ремнём. Мама страшно исполосовала всё моё тело, и не остановилась даже тогда, когда я, прячась, забился глубоко под кровать, в угол: она доставала меня и там. Я орал как резаный и умолял прекратить. Боль была невыносимая, мама стегала со всей силы, не обращая внимания – по чём.

Удары ремня попадали даже по лицу, которое было всё в крови – она разбила мне нос и губы. Увидев кровь, я взвыл от ужаса и чуть не уписался – я с детства очень боюсь крови, – как своей, так и чужой. Мама не позволила мне одеться и порола как есть, голого, – чтоб было больнее. Сама она тоже не одевалась, и во время ударов её большие, соблазнительные мячи грудей сильно мотались из стороны в сторону.

Сквозь острую, обжигающую боль я, как ни странно, замечал и это. Мама по-прежнему меня не стеснялась и не придавала своей наготе никакого значения. Но даже рассвирепев, с искажённой от ярости физиономией, она была очень красива. Её гладкая белая возбуждающая нагота меня завораживала.

Отведя душу и устав, мама отбросила ремень и ушла в ванную. Послышался плеск воды душа. Я продолжал жаться под кроватью, тихо поскуливая от боли, размазывая ладонью по лицу кровь и слёзы. Она вернулась в зал. Её босые ноги остановились возле кровати.

– Павлик, – позвала она меня.

Я мгновенно вылез, виновато встал перед ней, покорно склонив голову. Всё тело моё горело от ударов, было багровое, кое-где проступали кровоподтёки.

Мама всё так же была без одежды, только намотала влажное полотенце на груди. Смешно выглядела со стороны закрытая полотенцем грудь и обнажённые ноги. Но мне было сейчас не до смеха. Я молил бога, чтобы она вновь не стала меня бить.

– Проси прощения! – потребовала она.

– Я больше не буду, – не поднимая глаз, глухо попросил я.

– Не так, – поправила она. – Говори: прости, пожалуйста, дорогая мамочка, я больше не буду!

– Прости меня, пожалуйста, мамочка, дорогая, любимая, – я больше никогда так делать не буду, – попугаем повторил за ней я.

– Хорошо. Иди помойся, – погладила она меня по голове и подтолкнула к ванной.

Я с радостью, что всё закончилось, поспешно юркнул за дверь. С удовольствием стал под горячий душ. Помывшись, насухо вытерся большим, мягким махровым полотенцем, вернулся в зал. Мама лежала на кровати, отбросив полотенце. Я поспешно отвёл глаза и подошёл к бельевому шкафу, чтобы одеться.

– Зачем? – пригвоздила меня к полу мама. – Иди сюда.

Я, как был, голый, приблизился к кровати. Мама лежала на спине, широко разбросав в стороны стройные, немного полноватые в бёдрах, ноги. Поза её была очень соблазнительная. Особенно меня взволновал низ её живота, густо заплетённый чёрной кучерявой растительностью, из которой розовато выглядывала верхняя часть её полураскрытых больших половых губ.

– Ляг со мной, – велела мама, указывая на место рядом.

Я повиновался.

Приподнявшись, она села на кровати, поджав под себя ноги. Стала внимательно разглядывать моё, жестоко исполосованное ремнём тело. Не удержавшись, принялась водить пальцем по вздувшимся, багровым рубцам на груди и животе.

– Сыночек, тебе было очень больно?

В голосе её послышались жалость и позднее раскаяние.

– Да, дорогая мама. Мне было больно, – не стал врать я.

Я лежал на спине ни жив, ни мёртв от волнения. От её лёгких, ласковых прикосновений член мой зашевелился и начал приподниматься. Мне стало стыдно и неловко под её пристальным взглядом. Я хотел закрыться руками.

– Не надо, Павлик, – отвела она мои руки и машинально коснулась своей рукой моего члена. Он дёрнулся и стал вытягиваться быстрее.

Мама дотронулась до него ещё раз, уже преднамеренно, с интересом наблюдая за моей реакцией. Эрекция члена усилилась, он буквально вскочил, вытягиваясь на всю длину вертикально на моём животе. В то же время расширяясь от прихлынувшей к нему крови. Мне стало очень хорошо, и я невольно заёрзал ногами.

– Павлик, ты давно занимаешься онанизмом? – неожиданно спросила она.
– Да, мама, – кивнул я головой, возбуждаясь лишний раз от её откровенного вопроса.
– И ты всегда дрочишь на меня или представляешь и других женщин?
– Я не видел других женщин, мама, – сказал я. – Я дрочил только на тебя.
– А ты не боишься остаться на всю жизнь онанистом? Ведь это болезнь, – упрекнула она.
– Боюсь, но у меня нет девочки, – пожаловался я. – Я не могу ничего с собой поделать.
– А сейчас ты хочешь этим заниматься? – спросила мама.
– Хочу, – признался я, потупив взгляд.
– Даже, если после этого я снова буду тебя бить?
– Да, мама.
– И расскажу в школе учителям, чем ты занимаешься?
– Рассказывай. Я не могу без этого жить, – горячо заговорил я. – Я хочу девочку, но не знаю, где её найти. Если я не буду дрочить, то просто сойду с ума! По ночам мне постоянно снятся стыдные сны, и утром я просыпаюсь с мокрыми трусами…
– Что тебе снится, мой мальчик? – спросила, заинтересовавшись, мама.
– Не скажу, – засмущался я, краснея.
– Скажи сейчас же, или я снова изобью тебя ремнём! – приказала она.

Я испугался и всё рассказал:
– Мне снится, что будто бы ты, мамочка, сосёшь мой член…
– И поэтому ты решил сегодня проделать всё это наяву? – строго спросила мама.
– Прости, мамочка, я не хотел, – пролепетал я, краснея ещё гуще. – Я не сдержался… Мне было уже всё равно… Я думал, что ты меня убьёшь!
– За такое, действительно, стоило тебя сечь до потери сознания, – нахмурилась мама, вспомнив происшедшее. – Как ты посмел!..
– Прости, мамочка, я сам не знаю, как это получилось, – залепетал я, отворачиваясь от неё к стенке.
– Нет, смотри сюда! – потребовала она и вдруг встала на ноги.

Я продолжал лежать на спине, не зная, что она ещё придумала. Мама шагнула ко мне, стала, широко расставив ноги прямо над моим лицом. Я смотрел вверх и видел её раскрывшуюся, розовую пизду. Видел всё отчётливо, до мельчайших складочек кожи. Она усмехнулась и пальцами оттянула наружные губы вагины ещё шире, так что открылись не только внутренние небольшие губки, но и сам канал влагалища, уходящий глубоко внутрь её организма.



– Ты хочешь её полизать? – спросила, чуть улыбаясь, мама.
– Очень хочу, мамочка, – пролепетал я, помертвев от увиденного.
– Ну так лижи, Павлик, я тоже ужасно этого хочу. Чтобы мой собственный сын вылизал у меня влагалище, – сказала с дрожью в голосе мама и села попой прямо мне на лицо.

Рот мой оказался как раз под её жаркой, мягкой и влажной пиздой, обросшей густыми мягкими волосами, и я принялся жадно орудовать своим языком. Носом я глубоко зарывался в спутанные заросли её лобковых волос, отдающих специфическим запахом женских гениталий, который не сравним ни с каким другим запахом. В нём есть что-то от острого запаха текущей сучки, который заставляет с ума сходить кобелей и гоняться за ней стаями, злобно грызясь друг с другом.

Нечто подобное испытывал сейчас и я. И хоть был я не кобелём, а человеком, но ощущал прежде всего запах и вкус текущей от любовного томления суки, а не своей родной матери. Родственные отношения и всяческие другие общечеловеческие табу отодвинулись куда-то в сторону. Член мой уже стоял, я глухо постанывал от удовольствия, придерживая руками маму за массивные ягодицы, чтобы она не сильно наваливалась на меня.

Она тоже стонала, нервно ёрзая пахом по моему лицу. Иной раз движения её были столь сильны, что я просто тонул ртом и носом в её раскрывшемся, как раковина, горячем от страсти влагалище. Я задыхался под сладкой тяжестью маминого тела, всё лицо моё было мокрое и липкое от её выделений, но это только добавляло сексуального удовольствия.

– Павлик, сыночка, мне хорошо с тобой, милый мой! – стонала сексуально мама, ёрзая пиздой по моему лицу и с силой сжимая пальцами свои полные белые груди с вставшими коричневыми сосками.
Движения её участились, она изнемогала от желания, правую руку мама переложила на клитор и тёрла его с невероятной скоростью. Я понял, что она вот-вот кончит, и от одной этой мысли чуть не спустил сам.

Схватившись за ствол принявшего костяную твёрдость члена, я привычно заработал рукой, чувствуя, как стремительно приближается, накатывает оргазм. Изо рта моего вырывался уже не стон, а сладостный крик. Мама тоже кричала. Тело её содрогалось в диких конвульсиях. Она приподняла попу с моего лица, и тут в него из её влагалища с силой ударила мощная струя мочи. Я зажмурился и еле успел закрыть рот, чувствуя, как по лицу течёт горячая, специфически пахнущая влага. В этот же миг кончил сам, обрызгав спермой свои ноги и мамину попу.

После необычного, струйного оргазма мама в изнеможении упала на подушку, лицом вниз. Тело её продолжало конвульсивно подёргиваться. Я вытер лицо краем белой, крахмальной простыни и открыл глаза. Мама лежала рядом со мной на животе, ягодицы её были мокрые от моей спермы. У меня тоже весь пах был в сперме, волосы на голове слиплись от маминой мочи, во рту был неприятный вкус.

Не смотря на то, что я тоже кончил, мне всё равно было приятно смотреть на голую маму, особенно на её больную, соблазнительно-округлую, красивую попу. Мне захотелось поцеловать её, особенно места, обляпанные моей спермой. Я аж весь затрясся в предчувствии дополнительного наслаждения от того, что наконец-то попробую на вкус хоть и свою собственную, но всё-таки настоящую мужскую сдрочку! О чём давно мечтал и даже представлял, как я это делаю, отсасывая мужской член.

Я лёг на мамины стройные полные ноги, крепко прижавшись к ним голой грудью, и стал с жадностью целовать мамину попу. Слизав с ягодиц всю сперму, я как будто опьянел от этого, голова моя закружилась, и я захотел большего. Видя, что мама никак не реагирует на мои действия, трясущимися руками я раздвинул её ягодицы и осторожно притронулся губами к коричневому сморщенному анусу.

От прикосновения мама резко дёрнула попой, видимо ей это понравилось. Мне – тоже. Я стал быстро, неистово лизать её дырочку, силясь просунуть в неё язык. Мама застонала и расслабилась. Я смачивал её анус слюной, вылизывая все складочки. Руками продолжал раздвигать в стороны половинки её попы. Член мой снова вскочил, как по команде, и мне страшно захотелось засунуть его в мамину дырочку. Она, как будто угадав моё желание, глухо простонала:

– Павлик, трахни меня в попу.
– Ты хочешь, мама! – вскрикнул я, задрожав от одной мысли об этом.
– Да, я хочу, сынок… Выеби свою любимую мамочку в жопу. Отпедорась меня, любимый! – перешла на уличный сленг возбуждённая до безумия мама.

Она встала на четвереньки, широко раздвинув в стороны ноги. Пальцами развела как можно дальше половинки своего зада. Посоветовала:

– Смочи мне языком отверстие…

Я сделал, как она сказала, ещё раз хорошенько вылизав её анус. Набрав в рот побольше слюны, выпустил её в ладонь и хорошенько увлажнил свой стоящий вертикально член, особенно шляпку залупы. С сомнением подумал: как такой большой хуй пролезет в такую маленькую дырочку в маминой попе, и начал осторожно, миллиметр за миллиметром, проталкивать его в её очко.

Мама застонала – не поймёшь, то ли от удовольствия, то ли от боли. Мне стало страшно хорошо. Я жадно схватил маму за пышную огромную жопу, с силой сжал пальцами половинки и стал быстро, с наслаждением её ебать. Мамино очко расширилось на ширину моего хуя, и он в нём ходил уже свободно, без всякого сопротивления. Мама закричала от удовольствия, задёргала попой, посылая её навстречу моему хую, стала яростно тереть и теребить клитор. Но этого ей, видимо, показалось мало и она, засунув во влагалище два пальца, стала сама себя трахать.

Кайф у неё был двойной. Она кричала, не сдерживаясь, не боясь, что услышат за стеной соседи, и называла меня всяческими ласковыми словами. Я тоже кричал от счастья и мял пальцами мамины большие, низко отвисшие сиськи. Зад мой был оттопырен и в анусе тоже нарастал сладостный зуд. Мне тоже хотелось, чтобы в мою жопу, по самые яйца, воткнули крепкий мужской хуй и выебали меня, как я сейчас ебу свою маму. Но трахать меня было некому, и я обошёлся, как и мама, – пальцем, засунув его в свой анус. Хуй мой от этого встал ещё сильнее, я почувствовал, как он увеличивается в маминой жопе.

Я стал кричать ещё громче, дёргаться как паралитик и кончать в маму. Она тоже заорала как резаная, задёргалась, как умирающая лебедь, и кончила, разразившись бурным, продолжительным и горячим оргазмом.