- «Отнеси Оксане…», - протянула мать пакет с продуктами, переступая порог, как только я открыл ей дверь.

- «Да, возьми отвертку, прикрутить что-то просила, - устало посмотрела на меня, снимая обувь. – Ключ не забудь. Искупаюсь, лягу отдохнуть, что-то устала сегодня…»

Я поморщился, изображая недовольную гримасу, но молча, помог снять плащ, стал копаться в инструментах, ища отвертку.
***
- «Сереженька, это ты? - раздался за дверью бархатистый голос, и женщина, с дочкой на руках, открыла дверь. – Проходи, поставь пакет на кухне…»

Сердце сжалось, как-то резко перехватило дыхание, что-то ёкнуло в глубоко внутри живота. Белоснежная глыба, покрытая светло-голубыми прожилками вен с чуть видным, кусочком темно-коричневого ореола, больно резанула глаза, заставляя стыдливо опустить их.

Оксана кормила грудью дочку, совершенно не прикрывая её, как это обычно делала, у нас дома, не прерывая беседу с матерью, не скрывала от моего любопытного взгляда это изумительное чудо природы.

Чуть приоткрытые женские прелести наводили на какие-то похотливые, странные мысли, будоражили сознание, давали иллюзорную надежду на что-то большее, а может просто накопившееся желание за последнее время к этой женщине, требовало выхода?

Не знаю, но я был в шоке, стараясь не смотреть на чуть приоткрытую белоснежную плоть, закрывая за собой дверь, а она, с какой-то лукавой, обескураживающей улыбкой посмотрела на меня, будто бы говоря:

- «Ты что так засмущался? Голой сиськи никогда не видел? Ну, ты и даёшь! В твоём возрасте уже пара не только видеть, но и…»

Что-то колыхнулось внутри, ещё сильнее сжимая сердце, тепла волна неосознанного желания пробежала по телу, рождая сладострастные фантазии, одну безумнее другой.

- «Какая попка…, - пронеслось в голове, смотря на туго затянутый пояс халатика, четко подчеркивающий округлые, покатые бедра, немножко располневшей женщины. – Кто-то же трахал её, а сейчас, на стенку, наверное, лезет от желания…»

За последнее время несколько любовников, сменяя друг друга, жили с ней. Каждый раз, приходя к нам, она делилась личной жизнью, не зависимо, присутствую я при этом или нет, углубляясь в такие интимные подробности, что только мать останавливала её, щадя мою психику, выпроваживая гулять на улицу.

- «Оксана, ты, что сдурела совсем, такое при ребенке говорить?», - слышал за спиной шепот.

- «Да какой он ребенок, больше нашего уже знает, такой кабак отрастил, что…», - не унималась подруга.

- «Да, тихо ты! - перебивала её мать. – Успокойся!»

Но резко, как по мановению волшебной палочки сожители пропали и у женщины начал расти животик.
- «Валя, но что мне делать? Вторую неделю ничего нет, – донесся из кухни приглушенный голос, когда она ещё жила с низкорослым, кривоногим мужичком, намного старше её. – Эта сволочь, совершенно не хочет слышать о ребенке, говорит, что это не его,… нагуляла,… а где я могла нагулять? Ты же знаешь, что если у меня кто-то есть, другого на пушечный выстрел не подпущу!»

- «Рожай! Пошел он вот! Тебе уже тридцать два! Не оставишь, потом пожалеешь…», - учила её мать.
– «Я вон тоже, - переходя на шепот, видимо наклоняясь к ней, стараясь, чтобы я не услышал, - в панике была, а потом решила, что на старости лет хоть с сыном останусь, а то от этих козлов толку мало»

- «Валя, я и так не кому не нужна, а с ребенком и подавно…»

- «Не говори глупости, вон как за тобой мужики бегают. Сколько их за последнее время было?»

- «Но это же я без ребенка была…»

- «Будешь нужна ты, будет нужен и ребенок! А на ночь всегда найдешь!»

- «Валька, я и дня не могу прожить без этого, а ты говоришь, оставляй! Что потом буду делать?»

- «Не говори глупости, всё будет нормально! Ты посмотри на себя – красавица!»

Да, она была очень красивой, яркой женщиной. При встрече почти все мужики поворачивали голову, с вожделением смотря на точёную фигурку, аппетитно двигающиеся ягодицы, под туго обтягивающей тканью. Длинные, по плечи, постоянно распущенные волнистые черные волосы, обрамляли милое личико, с чуть раскосыми карими глазками, в глубине которых сверкала бездна нерастраченной любви и страсти.

Но после рождения ребенка нормального, в этом плане, ничего не было. Уже почти год она жила одна, приходя к нам каждый день, жалуясь на свою судьбу, изредка бросая на меня каким-то испытывающие взгляды, от которых неосознанно сжималось сердце, стыдливо опускались глаза.

Возможно, стыдясь своих мыслей, периодически появляющихся в отношении её, хотя женщина была почти в два раза старше меня, казавшихся заоблачной, небесной мечтой. Нет, они не носила оттенки грязного сексуального характера, в глубине души я любил эту милую женщину, какой-то нежной не до конца осознанной любовью, с привкусом ревности ко всем моим соперникам.

- «Ножки у столика разболтались, - сидя на краюшке диване, с дочкой на руках, тихо произнесла она. – Ты отвертку взял?»

Я утвердительно кивнул головой, стараясь не смотреть на неё, переворачивая журнальный столик. Она сидела напротив, чуть разведя в стороны коленки. Полы халатика разошлись, повисли на бедрах, будоража воображение. Казалось ещё чуть-чуть и появится смутное очертание промежности, прикрытое тонкой тканью нижнего белья…

Словно издеваясь надо мной, полы халата начали медленно скользить по телу, открывая внутреннюю белоснежную поверхность бедер, местами покрытую мелким узором темно-синих капилляров. Но она, не обращая на это внимание, продолжала спокойно сидеть, выставив оголенные ножки, изредка бросая на меня безразличный взгляд, покачивая корпусом, убаюкивая дочь.

- «Уснула, опять ничего не высосала, - неизвестно, кому тихо произнесла женщина, поднимаясь с дивана и ловко заправляя в чашечку бюстгальтера увесистую грудь. – Уже второй день толком не сосет, совсем разленилась, а мне опять мучиться…»

Она положила ребенка в кроватку и подошла, наблюдая, как я ловко подтягиваю винты, изредка вздыхая, кладя руку поверх груди, будто бы чувствуя в ней нестерпимую боль.

- «Ты представляешь, не хочет сосать. Уже второй день, - зачем-то опять делая акцент на этом, как лучшей подруге делилась своим горем. – Не знаю, что делать? А сцеживаться, это такая мука, да и пропасть может! Что я потом с ней буду делать?»

- «Вот глупая, оно такое вкусное, а она не хочет…», - не зная, что ответить, поддакнул ей, смотря на проступившее маленькое мокрое пятнышко на халатике в районе соска.

Словно во сне наяву, пролетело видение, что мои губы касаются сосочка, жадно втягивают его, тоненькая струйка молочка беспрепятственно струится, заполняет рот, и я делаю глоток, с благодарностью смотря ей в глаза…

- «А ты пробовал? - усмехнулась, вопросительно смотря на меня. – Не такое оно и вкусное,… мне не нравиться…»

- «А мне нравилось, ещё с детства помню, - соврал, не поднимая взгляд, совершенно не имея представления о его вкусовых качествах, чувствуя, что сам разговор об этом с взрослой женщиной ужасно распыляет воображение, наполняет сердце сладострастной истомой. – Вкуснее ничего, наверное, на свете нет!»

- «Да ты бы сейчас и глоток его не сделал! - категорично заявила, и, скривив лицо, очередной раз коснулась груди. – Как иголками колит,… больно дотронуться…»

- «Что я обманывать буду, - не обращая на её слова внимания, продолжил крутить винты, чувствуя, как в глубине живота разливается неприятная ноющая боль. – Была бы такая возможность, пил - каждый день!»

- «Ну, ну…», - усмехнулась женщина и вышла из комнаты.

Поставив столик на ножки, слегка покачал его рукой, и удовлетворенный проделанной работой, тихо открыл дверь и вышел в коридор:

- «Оксана, я …», - но договорить не смог, меня будто бы ударило током, парализовало, ком подкатил к горлу, сердце сжалось, судорожно застучало, ноги налились свинцом.

Женщина сидела на кухне, боком ко мне, выставив белоснежную грудь с торчащим темно-коричневым сосцом, склоняясь над чашкой. Руки нежно гладили распирающую плоть, и при каждом сдавливании лицо искривляла гримаса боли, а из сосочка вырывались тоненькие струйки, с тихим шипящим звуком ударяясь о стенки чашки.

Ш-ш-ш-ик,… ш-ш-ш-ик,… ш-ш-ш-ик…

- «Интересно? Такого еще никогда, наверное, не видел? - чуть повернув голову, доброжелательно улыбнулась она, нарушая молчание и не делая попытку скрыть это чудо от моего взгляда, будто бы приглашая и дальше смотреть за этим завораживающим действием. – Не видел, как бабы себя доят?»
Я не только не видел такого, но и настоящую женскую живую грудь во всем своем великолепии. А она у неё была просто прекрасна! Меня парализовало, не какая сила не могла сдвинуть с места, оторвать взгляд! Молча, смотрел, как зачарованный, чувствуя, что начинаю терять рассудок, а она, не обращая на меня внимания, продолжала доить её, со страдальческим лицом.

- «Молока, как у хорошей коровы,… куда его девать? - видимо спрашивая у меня, продолжала мять белоснежную плоть. – Но корове легче, её хоть доят,… а тут самой приходиться…»
- «Что стоишь,… присаживайся…, - указала кивком головы на стул рядом с собой. - … в ногах правды нет»

Немного оправившись от первого смущения, я хотел извиниться и ретироваться в комнату, но произнесенные её слова и постоянные шутки надо мной по поводу страха перед девушками не позволили этого сделать.

Она и раньше, не сильно стеснялась в разговорах со мной, но сейчас я не мог поверить в происходящее. Женщина без всякого стыда показывала столь интимную часть тела, от вида которой все сильнее ощущалось биение сердца в паху. Это было даже не возбуждение, а что-то такое, чего трудно было понять, осмыслить…

Какие там эротические журналы и картинки голых баб, с бесстыдно выставленными прелестями! Это было то, от чего разум отключался, воля подавлялась, делая тебя безумным рабом необузданного, непонятного желания, похоть в котором играла незначительную роль!

В мире всё перестало существовать, кроме этой женщины, сцеживающей молоко и спокойно разговаривающей со мной. Как себя вести дальше и что делать – я не знал, но неосознанно почувствовал, как сломался какой-то невидимый, непреодолимый барьер между нами! А может это просто показалось?

- «Хочешь попробовать,… любитель женского молока?», - неожиданно произнесла, протягивая чашку, а другой рукой продолжая поддерживать снизу грудь, на темно-коричневом сосце которой собиралась крупная капля белоснежной жидкости.

Не в силах произнести слова, я кивнул головой, механически протянул руку, и словно во сне поднес чашку к губам. Дурманящей, ни с чем несравнимый запах женщины, ударил в нос, закружил голову, переполняя каждую частичку тела каким-то неосознанным трепетом. Теплая, сладковатая жидкость заполнила рот, потекла по пищеводу, а она с восторженным взглядом уставилась на меня.

Это было ни с чем несравнимое ощущение – я пил молоко женщины сидящей напротив, а она смотрела, ловя каждый глоток. Тайная, невидимая нить протянулась между нами, с каждым движением кадыка становясь всё прочней!

То, что эта жидкость была неотъемлемой части женщины какую-то секунду назад, не укладывалось в голове, распирало воображение, туманило и без того, отключенный разум.

- «Понравилось? – только мои губы оторвались от края чашки, спросила она, с неподдельным восторгом. – Ещё хочешь? Его у меня, как на молокозаводе!»

А я стоял не в силах поверить в происходящее, не зная, что ответить, пораженный невозмутимым поведением женщины, выставившей передо мной соблазнительную булку с торчащим соском, окруженным огромным, почти на половину груди, темно-коричневым ореолом эллипсоидной формы, по которому завораживающие стекала тонкая струйка молочка.

- «Ты посмотри, - произнесла, приоткрыв полу халатика, показывая верх второй груди, обтянутую чашечкой бюстгальтера, нежно касаясь пальчиком туго натянутой кожи. – Как барабан! Если бы ты знал,…какое это мучение, избыток молока. Прекрасно понимаю не доеных коров!»

- «Течет, как из коровы, - продолжила, оттягивая ткань бюстгальтера, показывая влажную прокладку, впитывающую текущее из сосочка молоко. – Даже не знаю, что делать…»

Она, тяжелая, налитая молочком, больно отозвались в глубине души. Более возбуждающего и желанного предмета на свете не было! В паху ныло, кровь застучала в висках, капельки пота выступили на лбу!

- «Хочешь ещё? – повторила вопрос, отпуская оттянутую ткань, скрывая тугую грудь, а вторую продолжая поддерживать рукой снизу. – Можешь прямо отсюда,…если не брезгуешь, конечно…»

Спокойный, тихий вкрадчивый голос, смутил, разум полностью отказался критически мыслить, контролировать поведение. Словно загипнотизированный я кивнул головой, смотря на выставленный, в мою сторону сосок, не осознавая реальность происходящего, не в состоянии сдвинуться с места.

- «А вдруг она сейчас осмеёт,… будет потом издеваться надо мной…», - где-то глубоко кольнуло, но желание прикоснуться губами к нежной плоти сжало сердце, перехватило дыхание.

Это было не реальной, сказочной мечтой! От одной только мысли, что могу коснуться груди Оксаны губами, мять сосочек, пить её молочко, тело охватил ступор, не давая возможности пошевелиться, произнести слово.

- «Давай, если не брезгуешь…, - подталкивала она принять решение в нужном направлении. – Или брезгуешь?»

Мне показалось, что для неё было ясно, что отказаться сосать грудь могу только из брезгливости прикоснуться губами к её телу.

- «Я не брезгую, - пронеслось в голове. – Как она можете такое думать?»

Пауза затягивалась, в голове роились мысли одна противоречившей другой, но жажда прикоснуться к соску окончательно взяла верх, да и постановка ей вопроса, заставило сделать шаг, опустился на колени, как ворона, открывая рот.

- «Кусаться не будешь, как Маринка? – добродушно усмехнулась, придвигая стул и широко разводя ноги, накрытые полами халатика, сильнее наклоняясь ко мне, водя по губам соском, влажным от молока. – Она такая чувствительная в последнее время стала, ты даже представить не можешь…»

Не я взял сосок, а она вставила его в приоткрытый рот. Губы сомкнулись, обхватив упругую плоть, потянули на себя, и сразу капельки теплой, сладковатой жидкости потекли, переполняя, неподдельным восторгом.

- «Ой, - вскрикнула женщина, - не так сильно. Ты его оторвешь, нежнее»

И сразу же ослабив хватку, начал слегка посасывать упругую плоть.

- «Ну, ты прямо совсем испугался, - усмехнулась она, - не бойся, обхватывай сильней, но соси нежнее, не надо сильно её сдавливать, оно и так потечет…»

Не только сосочек, но и часть ореола вокруг него, оказалось у меня во рту. Губы обхватили податливую плоть, нежно массируя её. Тоненьким ручейком потекла теплая, сладковатая жидкость, с каждым соском уменьшая напряжение в груди. И уже через несколько минут она была не такой тугой, как-то обмякла, стала мягкой, словно пуховая подушка, позволяя всё больше захватывать её плоть.
Губы, нёбо, язык, словно доильный аппарат, совершали плавные, волнообразные движения, извлекая порциями живительную влагу. Но, не смотря на усилия, его становилось всё меньше, и рука женщины коснулась моих волос:

- «Сережечка, хватит, давай другую…»

Не успел я оторваться от неё, как Оксана, оттянула чашечку бюстгальтера, ловко засунула его под грудь, полностью обнажая её.

- «Только осторожней, - тихо шепнули губы, - её словно иголками колит…»

Женщина сидела на стуле, чуть склонившись вперед с обнаженной грудью. Одна, ещё не доенная, раздутая от избытка молока, с блестящей от натяжения кожей, исписанной синими прожилками вен, так и просилась разрешиться от внутреннего напряжения, а вторая - с огромным, оттянутым, торчащим соском, безвольно повисла, разрешившись от своего бремени.

Полы халатика, как и в комнате, соскользнули с бедер, обнажая полностью стройные, немножко полноватые ножки, показывая низ небольшого животика, прикрытый белыми трусиками, из-под ткани которых смутно просматривался волнистый рельеф жестких, кучерявых волосиков, местами острыми кончиками вырывавшихся наружу.

Приподняв снизу увесистую грудь, она, чуть повернувшись, двинулась мне навстречу. Переступая коленками по полу, я сделал ответное движение, покачнулся и нечаянно оперся рукой, кладя ладонь высоко на обнаженное бедро, почти рядом с белоснежной тканью трусиков.

- «Ох!», - тихий стон вместе с глубоким вздохом, от неожиданного прикосновения, слетел с её губ, и мне показалось, что она ещё ближе двинулась ко мне бедрами, сдвигаясь на край стула.

Губы обхватили сосочек, нежно сжали его. Показалось, что словно из крана побежало молочко, переполняя рот, заставляя часто делать глотки. Постепенно всё больше плоть скрывалась у меня во рту, принуждая женщину дышать глубже и тяжелее. Ладонь, медленно, миллиметр за миллиметром, будто бы нечаянно, скользила по бархатистой коже, приближаясь к промежности.

И вот кончики пальчиков почувствовали хлопчатобумажную ткань, жесткие волосики под ней, покрывающих лобок. Они ласково гладили их, а она, откинув голову назад с полузакрытыми глазками, совершенно не обращала на это внимание, только зачем-то постоянно, время от времени, сжимала меня ногами, напрягая мышцы промежности.

Молока становилось с каждым соском меньше, и я обезумевший от возбуждения близостью женщины, понимал, что сейчас она скажет: - «Достаточно Сережа, спасибо!», - и всё закончиться, скользнул рукой по промежности, чувствуя пышущие жаром половые губки.

Мелкая дрожь пробежала по её телу, и она глубоко вздохнув, задержала дыхание, с недоумением посмотрела на меня. Без слов, её рука обхватила мою, и отстранила от такого сладкого места, возвратив на обнаженное бедро. Но я уже был безумен, почувствовав прикосновение к заветной, загадочной плоти, и рука опять медленно поползла по бархатистой коже, со страхом и желанием преодолевая расстояние до заветной цели.

Но она вновь и вновь возвращала её на прежнее место, не давая возможности прикоснуться к тонкой ткани трусиков, ещё сильнее разжигая необузданное желание. Не давая отчет своим действиям, я продолжал настойчиво пытаться возвратиться назад, где совсем недавно была рука, ласкающая шелковистые волосики, нежные, пухленькие половые губки пышущие жаром. И она сдалась!

Рука скользнула между ножек, прикоснулась к влажной ткани, под которой, словно пойманный воробушек, дрожала желанная плоть. Слегка касаясь кончиками пальчиков, пробежал по пухленьким валикам, ощущая глубокую трещину между ними, ведущую куда-то вглубь, внутрь животика, туда, где находиться алтарь любви.



С бешено стучащим сердцем, сделав ладонь наподобие раковины, я накрыл полностью выпуклые половые губки, средним пальчиком исследуя ущелье между ними. Нет, такого я ещё никогда не держал в руке! От переполняемых чувств, кончик пальчика сильнее надавил на податливую плоть, и он начал медленно погружаться между ними, увлекая за собой тонкую ткань.

- «Ох,… не надо…, - словно не мне, а кому-то другому обращаясь, слетело с её губ, - … мне и так хорошо…»

Что угодно готов был услышать, но - не это! Только сейчас понял, что женщина возбуждена и испытывает несказанное наслаждение от моих ласк, даже может больше, чем я! И ладонь смелее прижалась к пухленьким половым губкам, через ткань, ощущая их напряжение и влажность.

- «Ох,… что ты делаешь,… не надо…, - застонала она, не меняя позы, позволяя продолжать ласку, - … что потом буду делать? Мне и так хорошо,… не надо…»

Эти слова не останавливали, а наоборот, заставляли действовать, разжигая уверенность в себе, а может просто, окончательно лишали рассудка, и я пальчиком сильнее надавил на расщелину. Влажная податливая ткань скользнула глубже между пухленькими валиками, и она вздрогнула, двинулась бедрами навстречу:

- «Ой,… что ты делаешь,…не надо,… ты будешь потом… смеяться… надо мной…»

- «Глупенькая, почему я должен смеяться? – пронеслось в голове, переполняемый радостью от того, что она позволила ласкать столь изумительную плоть, поддавшись мимолетному чувству. – Я хочу тебя! Если бы ты знала, как я хочу тебя!»

Покладистость женщины, близость её тела и нахлынувшие чувства, не позволяли остановиться. Остановить меня уже было нельзя, дрожащие пальцы пытались сдвинуть в сторону ненавистную ткань, проникнуть под трусики, коснуться желанной обнаженной плоти.

Я тянул их в сторону вместе с волосиками, не замечая, что приношу женщине боль. Она тихо вскрикнула, накрыла своей ладонью мою руку, прижала к промежности:

- «Ой,… осторожней,… больно…»

Обезумев, я не слышал её, оттягивая хлопчатобумажную ткань, пытаясь проникнуть под её покров.

- «Ты их порвешь,… не надо,… я сама…», - чуть приподнимаясь со стула, она ловко скользнула под полы халатика и, ухватившись за резинку трусиков, спустила их, насколько позволяли раздвинутые ножки, открывая доступ к обнаженной промежности.

Ещё никогда женщина не была столь откровенной со мной в своём желании, такой доступной и открытой в своих чувствах! Испепеляющий напор страсти, прорвал незримую плотину, обрушился на меня, подавляя остатки разума.

Не выпуская из-за рта сосок, приподнялся, позволяя сдвинуть ей ножки, и потянул трусики дальше вниз. Они покорно скользнул, упали на пол, и она, переступая ногами, полностью освободилась от них, опять широко развела коленки в стороны, не без моей помощи, приглашая на прежнее место.
Оксана сидела на краюшке стула, полностью предоставив для ласк промежность, и пальчики беспрепятственно скользнули между набухшими, сочащимися соками половыми губками. Я сосал грудь, совершенно не чувствуя молока, одновременно двигая рукой между женских ножек, всё больше погружаясь в состояние безумия, полностью отдаваясь во власть природных инстинктов.

Она стонала, прижимая мою голову к груди, испытывая огромное наслаждение от неумелых, неопытных ласк, слегка двигая бедрами навстречу дрожащим пальцам, словно пытаясь поглотить их разгоряченным, истекающим соками влагалищем.

Не знаю почему, но мне захотелось её полностью раздеть, сбросить этот ненавистный халат! Я хотел, чтобы она была абсолютно голая! Не знаю почему, но ужасно этого хотел!

Пальцы заскребли по тугому узлу пояса на халате, но он, как назло не поддавался, приводя меня в состояние бешенства. Если сказать, что я был возбужден, так значит, ничего не сказать! Я был, как натянутый нерв, един с возбужденным членом. Весь, с головы до кончиков пальцев на ногах!

- «Всё, хватит…, - резко, словно чего-то испугалась, очнулась от сладострастного сна, поднимаясь со стула, произнесла она, - побаловались и хватит,… отпусти меня…»

Грудь выскочила из-за рта, и она встала, а я не в силах остановиться, обнял за голые бедра, прижался лицом к пухленькому животику, начал осыпать его поцелуями.

- «Сережа, прекрати…, - с обидой зазвучал её голос. – Ты за кого меня принимаешь?»

Но мне невозможно было остановиться, чувствуя губами жесткие волосики, пьянящий запах женского тела, упругие ягодицы!

- «Сережа, прекрати,… пожалуйста,… тебе потом за это будет стыдно…»

Её слова не доходили до сознания, ничего не могло остановить, заставить отказаться от столь желанного женского тела. Пальцы скользнули вниз по расщелине между ягодицами, ощущая налитые половые губки, покрытые густой растительностью, беспрепятственно проскочили во влажную трещину между ними.

- «Я на тебя обижусь…, - зашептала она, выгибая попку, и рукой пытаясь убрать назойливые пальцы, пытающиеся проникнуть в неё, стараясь уклониться от столь бесстыдной ласки. – Что ты делаешь,… успокойся,… попей холодной водички!»

Пальчики скользили по влажной расщелине, а губы целовали все без разбору – животик, пупочек, ножки, волосики…

- «Ну, что ты делаешь,… прекрати,… отпусти меня сейчас же…»

Я обезумел, совершенно не слышал её! Огромное желание полностью раздеть женщину, с новой силой нахлынуло на меня, заставляя одной рукой пытаться развязать тугой узел пояса халата, а другой - крепко прижимать к себе, не убирая пальчики из влажной расщелины, продолжая покрывать тело поцелуями.

Она несколько раз мешала сделать это, отстраняя мою руку, но я настойчиво вновь и вновь возвращался, с яростью терзая неподдающуюся ткань.

- «Отстань от меня,… прекрати,… я не хочу этого…», - слетало с её губ, каждый раз, как она безуспешно пыталась отстранить мои пальцы от влагалища или от туго затянутого узла.

- «Что мне с тобой делать?», - обреченно, чуть не плача, со слезливыми нотками в голосе, произнесла, и перестала сопротивляться моим попыткам развязать пояс, исследовать расщелину между половыми губками.

Но узел, как назло не поддавался. Пальцы бесполезно скребли туго затянутую ткань.

- «Сережа,… тебе стыдно будет потом…, - тихо произнесла, смотря на мои бесполезные попытки, - … я не хочу этого,… ты что, не понимаешь? Н-е-х-о-ч-у!!!»

- «Оксаночка,… милая,… хорошая…», - безумно шептал, не прекращая своих попыток, продолжая целовать бархатное тело.

Она смотрела на меня сверху вниз и о чём-то думала, не в силах принять решения. Что у неё было в голове, трудно понять, но совершенно спокойно, снисходительно наблюдала за моими бесплодными потугами. На секунду показалось, что только чувство ненависти и злобы ко мне переполняет её сердце, но и это не могло меня остановить в тот момент.

- «Я сама,… сама…», - услышал, через пелену, застилающую разум, пренебрежительный голос, и женщина начала развязывать пояс.

Сбросив халат на спинку стула, поочередно, вытаскивая руки, она ловко потом закинула их за спину и расстегнула бюстгальтер, снимая бретельки с плеч, с какой-то злостью бросая его на пол.

- «Ты этого хотел? – гневным голосом прошептала она. – Смотри, наслаждайся! Я не думала, что ты такой…»

Трудно передать моё состояние, но первый раз абсолютно голая женщина, была передо мной! Она была не только голая, но и возбужденная, шла навстречу моим желаниям! Но это, наверное, мне казалось, выдавая желание за действительность. Невозможно было представить, что она не может испытывать хотя бы частичку того, что испытываю я, не смотря на её гнев! А как мне хотелось ей сделать хорошо, доставить удовольствие!

Вытянув, как можно дальше язык, я коснулся жестких волосиков, скрывающих трещину, высоко поднимающуюся на лобок. Кончик его скользнул, опустился чуть ниже, и я почувствовал в складе небольшой бугорок, жадно лизнул его.

Её ударило, словно электрическим током, по телу пробежала мелкая дрожь. Нежные руки обхватили голову, отстранили от себя, не позволяя ласкать столь интимную и чувствительную часть тела. Только хватка чуть ослабла, как язык вернулся на прежнее место, чувствуя под собой загадочную, сладострастную плоть, бешено теребя её. Язычок бегал из стороны в сторону, а она делала слабые, затухающие попытки отстраниться от бесстыжей, сладострастной ласки.

Вдруг неожиданно для меня, обхватив обеими руками голову, она потянула её вниз, сгибая коленки и разводя ножки чуть в стороны. Не успел я опомниться, как терпкий запах возбужденного влагалища ударил в нос, а она тянула всё ниже, не оставляя никаких сомнений в её намерениях.

Она прижала лицо к промежности, стараясь, как можно шире развести ноги и выгибаясь чуть назад. Губы коснулись влажной плоти, язык почувствовал солоноватый, немножко терпкий вкус, скользнул между раскрытых половых губок, слизывая соки, источаемые влагалищем.

- «Ой,… ой,… ой…», - запричитала она, быстро двигая бедрами, трясь расщелиной о выставленный язык.

По телу пробегала мелкая дрожь, словно кто-то пропускал через неё электрический ток, а она не могла насладиться мной, всё сильнее прижимала голову к промежности.

Она всё сильнее наседала на меня, и уже не только язык, но и всё лицо скользило по влажной расщелине, обливая его соками. Язычок почувствовал небольшое углубление, скользнул туда, вырывая из женской груди сладострастный вздох.

- «Что ты делаешь, всё,… не могу больше так…», - безумно зашептала, резко отпуская меня, отставляя в сторону стул и становясь на пол на четвереньки, склоняя голову вниз, выставляя аппетитные ягодицы,
с соблазнительной расщелиной между ними.

Как тигр я бросился на неё, не вставая с коленей, на ходу стаскивая спортивные штаны вместе с трусами. Обхватив за широкие бедра, прижался вздыбленной плотью к расщелине. Он скользнул по ней, но почему-то не вниз, а вверх и, не успев опомниться, как сумасшедший оргазм потряс тело.
Семя фонтаном вырвалась, орошая женское тело, заставляя сильнее прижиматься к нему…
Я кончал и кончал, мутными глазами смотря на голую женскую спину, с яростью прижимая гениталии к расщелине между пухленькими ягодицами, не понимая до конца, что происходит.

Опустошившись, стоя на коленях, как безумный, смотрел на лужицы спермы, член, быстро уменьшающийся в размерах, а она не изменяя позы, как-то разочарованно, обреченно, тяжело вздыхала, словно ожидая чего-то ещё. Пелена безумия медленно сползала с разума, наполняя его чувством реальности.

Вдруг до меня донеслось легкое всхлипывание, и я понял, что она плачет. Чувство горечи за нанесенную обиду Оксане, сразу набросилось на меня, закрывая чудесные мгновения пережитого оргазма, близости с женщиной.

- «Оксана, - произнес, нежно гладя рукой по спине, - ты что, плачешь? Я тебя обидел?»

- «Я не хотел тебя обидеть. Ты мне всегда очень нравилась. Любимей и желанней для меня никого нет!», - начал успокаивать её, лаская белоснежное тело, понимая что, что то не то произошло между нами.

Но мои слова не успокаивали, а наоборот, ещё больше заставляли всхлипывать, содрогаясь всем телом. Она уже не тихо плакала, а рыдала, закрыв лицо руками, оставаясь стоять на коленках, низко опустив голову.

- «Оксаночка, успокойся, не плачь», - старался утешить женщину, чувствуя огромную вину перед ней за свою похоть и не сдержанность желаний.

Вдруг она что-то надумав, резко встала и двинулась на выход из кухни, не отрывая рук от лица, словно закрываясь от позора. Но я не позволил этого сделать, обнял, прижал к себе:

- «Не плачь, дорогая! Оксаночка!»

От моих слов она зарыдала навзрыд, дрожа всем телом. Голенькая, полностью обнаженная в моих объятиях, она рыдала так, что сердце сжалось от ужасной жалости к ней. Никто в мире не мог защитить и успокоить её – только я! Любовь, нежность, жалость к ней – всё перемешалось в моей голове.

Я прижимал дрожащее тело, гладя руками по спине, целуя вкусно пахнущие волосы, как неожиданно из комнаты донесся, плачь ребенка. Дочка, словно почувствовала состояние матери, сначала тихо, потом всё громче усиливала крик.

- «Отпусти,… Машенька плачет!», - шмыгая носом, прекращая истерику, тихо произнесла она, вырываясь из моих объятий.

Я стоял и смотрел в след, а она обнаженная шла по коридору с чуть размазанными следами спермы на спине и ягодицах. Прекрасней и желанней женщине на свете не было! Чувство любви и жалости разрывали душу. После вершины, изумительного, сладострастного наслаждения, я упал в глубокую пропасть тоски и разочарования!

- «Какой я дурак, так обидел Оксану, - несли горестные мысли, не понимая до конца причины её слез, нанесенной обиды. – Нет мне прощения и оправдания!»

Она стояла, с дочкой на руках, совершенно не стесняясь наготы, тихо напевая колыбельную песенку. Заплаканный взгляд скользнул по мне, отзываясь пронзительной болью в сердце, продолжая бессмысленно бродить по комнате, словно не замечая меня.

Стройная, немножко полноватая фигурка была просто прекрасна. Первый раз, вот так со стороны я смотрел, на обнаженную женщину, а она, не обращая на меня внимания, ходила, покачивая ребенка, со всех сторон показывая такие изумительные, соблазнительные формы.

Пристально посмотрев на дочь, убедившись, что она уснула, Оксана подошла к кроватке и наклонилась, укладывая её, укрывая одеяльцем.

Вид склонившейся женщины, сжал сердце, потребовал обнять, прижать к себе, сказать ещё что-то, чего не успел, не смог сказать и я двинулся вперед, подходя к ней сзади.

Руки нежно обняли за увесистую грудь, прижали к себе, ласково скользнули по сосочкам.

- «Не надо, Сережа, уходи…, - тихо шепнули женские губки, но она как-то встрепенулась, выпрямляясь, сама прижалась ко мне, - … поигрался и хватит,… всё…»

- «Или ещё хочешь посмеяться? - отрешённо, словно какой-то непосильный груз лежит на её плечах, произнесла она. – Смейся,… обижай!»

Такой беззащитной и несчастной женщины я не видел никогда. Волна глубокой вины перед ней, накатила с новой силой, заставив резко повернуть её, обнять, прижать к себе, осыпая волосы поцелуями:

- «Оксаночка, ты самая хорошая, самая красивая!»

Я покрывал тело поцелуями, опускаясь всё ниже, а она покорно подставляла своё тело, с какой-то обреченностью, разрывающей сердце. В этот момент я не знал, что могу ей сделать, чтобы она изменила свое отношение ко мне, простила меня, но природа видимо взяла своё, подсказывая правильный путь.

Чем больше ласкал податливое тело, тем явственнее ощущал напряжение в гениталиях, гулкие удары сердца в паху. Я хотел эту женщину снова, хотел насытиться доступными прелестями и тихонько подтолкнул в сторону дивана.

Она покорно легла на спину, с отрешённым лицом, без сопротивления развела ноги, а я, уместившись между ними, обезумевший тыкался между разбухших губок, стараясь найти вход в глубину животика.
Или от ужасного внутреннего напряжения, или ни умения обращаться с женщинами, головка скользила по влажной расщелине не в состоянии найти его, а она чуть прикрыв глазки, лежала с выпрямленными ножками, не принимая в этом никакого участия, словно это, совершенно не касалось её.

- «Надо ноги поднять…», - промелькнуло в голове, и, обхватив под коленками, стал медленно поднимать их вверх.

Розовая трещина, между пухлыми валиками, покрытых волосиками половых губок, с ясно видимым внизу чуть приоткрытым входом в глубину животика, больно отозвалась в сердце. Головка коснулась преддверия, нежно надавила на него и медленно, без всякого сопротивления скользнула вглубь, вызывая на её лице то ли гримасу боли, то ли несказанного удовольствия!

Я двигал бедрами, всё глубже погружаясь внутрь, а она склонила голову на бок, приоткрыв ротик, царапала пальчиками жесткий ворс дивана. Вдруг дыхание стало учащаться, она застонала, начала качать из стороны в сторону головой:

- «Нет,… не надо,… прошу,…не надо…»

С каждой секундой, движение головой становились резче, на лице проскакивало какое-то неизвестное мне выражение, не дававшее понять её состояние.

- «Ой,… ой…, - застонала она, обхватив рукой снизу грудь, с силой сжимая сосок, из которого брызнуло молочко, - ой,…отпусти,…не надо…»

Но она совершенно не хотела, чтобы я её отпустил, всё сильнее погружаясь в водоворот наслаждения и страсти. А я продолжал, как бешеный, смотреть на неё, видя, как её бедра пошли навстречу, как она сама старалась поднять ножки выше, глубже поглотить мою плоть.

Неожиданно руки схватили меня за плечи, потянула на себя. Она обняла, прижала к груди, и я почувствовал, как молочко потекло из них. По телу пробежала мелкая дрожь, женщина задрожала, тихий крик сорвался с губ.

Оксану бил озноб, словно она ухватилась за электрический провод, периодически тихо вскрикивая и прижимая меня ещё сильней.

- «Ой,… ой,… как хорошо,… ещё,… ещё,… не останавливайся,… не останавливайся…»

Пришел я в себя, лежа на распластанном женском теле, чувствуя, как уменьшающийся член медленно выскальзывает из разгоряченного влагалища. Её рука прижимала мою голову, нежно гладя по волосам.

- «Устал?», - тихо шепнули губки, когда я поднял взгляд и посмотрел ей в глаза.

- «Немножко,… но хочу ещё…», - улыбнулся в ответ.

- «Давай,… я ни против…, - прижала голову к груди и тяжело вздохнула, - …мне так хорошо никогда не было…»

- «Лучшего мужчину в жизни не встречала, - тихо продолжила она. – Ты и правда,… любишь меня?»

Я улыбнулся, утвердительно закачал головой, смотря на светящееся лицо женщины.

- «Вкусное молочко? - неожиданно спросила, гладя по спине рукой, и не дожидаясь ответа, добавила, – Придешь завтра?»

Я улыбнулся, кивнул головой и поцеловал в губы, чувствуя, как напрягаются гениталии, желание близости вновь накатывает на меня...

- «Это будет твоя, - касаясь рукой одной груди, прошептала она, - а это Маринкина…»

- «Если бы ты знал, какая она чувствительная, - прошептала, и голосом, открывающим мне, огромную тайну добавила, - я чуть не умерла от твоего прикосновения к ней. Мне так никогда хорошо не было, даже не думала, что могу так возбудиться,… как дикая кошка! Поцелуй ещё…»

И я с благодарностью прильнул губами к торчащему сосочку, нежно лаская его, совершенно не понимая, кто кого соблазнил на столь откровенные отношения, и она пошла мне навстречу...

***

- «Что-то ты долго, - лукаво улыбнулась мать. – Уже за тобой собралась идти»

- «А что это у тебя на майке?», - увидела мать следы молока.

- «Да испачкался чем-то…», - пытался уклониться от ответа.

- «Оксану зажимал, жених? – с каким-то ехидством произнесла мать. – Ну и как, удачно,… познал женщину? Понравилось?»

- «Мама, что ты говоришь? Какую женщину?», - возмутился, направляясь в комнату, чувствуя, как кровь прильнула к лицу.

- «Ладно, я не против, она хорошая девочка, только презервативами пользуйся, а то понесет от тебя, что я потом делать буду с вами? - вдогонку крикнула она. – Мне и одного сыночка достаточно!»

- «Как она догадалась?», - пронеслось в голове, со стыдом понимая, что мои отношения с Оксаной не остались для неё секретом.

- «Дверь закрой, я к Оксане схожу…», - крикнула мама, выходя на лестничную площадку.
Смутная догадка пронеслась в голове, но это была только догадка…

Конец