Вермахт быстро учится на своих ошибках — чтобы не мерзнуть, в Ровно теперь на местной швейной фабрике им шьют куртки типа фуфаек, на ватине, но длиной до середины бёдер и со множеством карманов. В Луцке валяют валенки — а то свои награды за зимнюю кампанию 41 года многие в шутку так и называли, мол медаль «Мороженное мясо». Горькая шутка для воинов Вермахта! А вот нашей армии Монголия поставляет бараньи тулупы и, соответственно, в наших же вагонах-рефрижераторах — баранье мясо! Бараний тулуп зимой ни с одной фуфайкой не сравнить!

Научились они, последователи мрачного тевтонского гения, успешно бороться бороться и с непробиваемыми КВ-1, используя вместо слабых противотанковых «колотушек» 37 мм свои отличные зенитки, так называемые «ахт-ахт». Но и наши зенитки 85 мм тоже отличная вещь! Помню, читал в своём времени воспоминания одного зенитчика, так он за всю войну подбил всего лишь один самолёт, а вот танков — 14 штук! Так что я сейчас еду в один хитрый полк за Симферополем — там на складах резерва должны быть две батареи этих длинноствольных «убийц танков».

Эти пушки стояли на хранении в складах, кадрированный батальон охранял громадные замаскированные склады НЗ. Но я, как командующий фронтом, прямо на складе написал требование и все восемь мощных «подруг», как их называли зенитчики, теперь готовились к переезду на линию фронта. Удача! И, выезжая из расположения батальона на трассу Симферополь — Севастополь, я ещё не знал, какой сюрприз меня ждёт. И это был полный шок! Но не для меня! И вот мы проезжаем большую лесополосу...

Ах, как тут хорошо - словно и нет войны! Разгоняя утренний мерцающе-белый туман, поднималось за деревьями солнце. Первые лучи его золотили листву высоких буков и лип, сияли на стволах молодых, выросших на самой опушке березок. Точно тут специально такой лес посадили - для маскировки. Неширокая тропка, вырываясь из леса, взбиралась на холм, вилась по цветочному лугу. Ромашки, васильки, колокольчики, Анютины глазки. И еще какие-то мелкие желтые цветки — во множестве, словно солнышко вдруг наземь упало, разбилось, рассыпалось на тысячу осколков-цветов.

В светло-синем утреннем небе проносились разноцветные бабочки, пролетали над самой травой прозрачнокрылые стрекозы. А птицы! Как пели птицы! Рядом, в большом таком малиннике, соловей та-ак заливался! Аж душа сворачивалась, право слово.

И вот дальше... Тут такой густой лесок, видимо перед войной специально посадили, чтобы прикрыть склады. Мы решили и перекусить в лесу. ведь даже разогретые консервы, с дымком, имеют в лес совсем другой вкус. А какие тут чудесные запахи – сразу забываешь о войне, так хочется мирной жизни. В лесу пахло зеленью, воздух пить можно вместо чистой воды. Всегда лес любил, и сейчас эта страсть не делась никуда. Именно в лесу ты как-то особенно остро ощущаешь близость природы, той самой, которая сейчас стирает и растворяет в себе все шрамы и ужасы случившейся войны. Тут, на узкой дороге, ведь не видишь ни развалин, ни убожества нынешней жизни, здесь даже о плохом думать совсем не хочется. Гаснет в кустах фырчание двигателя, перебиваемое утренним пением птиц, солнце местами расписало светлыми пятнами падающие на дорогу тени. Настроение было – высший класс! Но какая-то сволочь конечно – настроение обязательно испортит!

На просёлочной дороге из расположения складов вдруг нам навстречу чёрная «Эмка» и грузовик с будкой под тентом. Встали мы лоб в лоб, хотя тут легко было разъехаться и тут вылетает «орёл» в фуражке с сиреневым верхом и, достав «Наган», орёт вовсю:

— Вы, шваль армейская, вон с дороги! Пока я вам яйца не отстрелил! Вон всем отсюда, портянки вонючие! На коленях будете ползать, шваль такая!

Я увидел, как мои парни сильно взбесились! И я от бешенства озверел! Вот твари, сидят в тылу, лепят липовые дела, расстреливают порой невинных, да ещё такое отношение к нам, воинам на передовой. Вот пьяная тварь! Мало того, что Сталин хитро установил, что при равных званиях оклады у особистов в два раза больше, так ещё и королями себя считают. И тут я во весь голос взревел:

— Парни, вперёд! Это немецкие диверсанты! Взять их! Жёстко взять!

Это конечно были не диверсы Вермахта, но тут лесополоса, место тихое и кругом пусто. У меня даже руки задрожали от бешенства. Сейчас мы тебе покажем «шваль»! Да тут ещё из кузова вылезли двое наглых энкаведешников и угрожали стрелять! Ха! – напугали моих орлов! Через минуту этот наглый хам капитан валялся еле живой, рядом со своим жирным шофёром, который был точно не живой – этот идиот рявкнул на Стёпу и ударил его. Да! Полный придурок – оскорбить нашего Степана с его пудовыми кулакми! И двое наглых таких гонористых охранников были оттащены от грузовика в сторону и сильно избиты нагайками казаков.

— Иванов, немецких диверсантов из «Шмайссера» в овраге. И дела сжечь! Быстро! И все документы этих тварей – в костёр!

Из кузова с нашей помощью вылезли трое — бравый майор-артиллерист и две весьма симпатичные молодые женщины. Забрав всё оружие, мы ловко загнали машины в лесополосу и посадили майора и женщин ко мне в «Додж». Треснули три короткие очереди в овраге и довольные Стёпа и Иванов залезли в БА-10. Иванов, подмигнув мне, громко доложил, что немецкие диверсанты ликвидированы. Вот документ главного он сжёг — а зовут мерзавца…. да я его прервал – знать не желаю имени этого мерзавца и убийцы! Да, все дела на приговорённых к расстрелу — сожжены! Вот что главное!

Как оказалось, майора «сдал» Мехлис. Потирая своё лицо, всё в синяках, майор чётко рассказал, как они с остатками своей армии в 41 выходили из окружения. Немцы тогда не успели замкнуть кольцо. Жестокое время было...

— А мы с танкистами, прямо на броне, рано утром 5 августа рванули на скорости, вышли к мосту через Десну, смяли с ходу охранение немцев и погнали на восток, вдоль шоссе Москва — Варшава. Прорвались, доехали до сборного пункта в деревне… Название у нее еще такое было… Дай бог памяти… Вспомнил! Деревня Амур. И с нами был генерал. Это был генерал-лейтенант Качалов, командующий Двадцать восьмой армией. Мехлис потом еще накляузничал на Владимира Яковлевича — мол, предатель, сдался в плен. А ведь генерал умер седьмогого августа, ранен был при прорыве, рядом со мной… Вот брехло этот Мехлис — мол 30 июля генерал сдался в плен, а 4 августа командовал прорывом! А у Мехлиса все наши генералы только негодяи-предатели, один он верный ленинец.

Мы же с ним тогда выходили из окружения и привезли его, израненного, прямо в танке… Мехлис как нас увидел, так и взбеленился — а генерал-то получается и не предатель, руководил выходом остатков армии. И, когда Мехлис стал на нас орать и грозить своим «Маузером», мол предателя привезли, я в сердцах и выдал, что он сам настоящий предатель, ведь не разрешил атаковать 99 дивизии оборону немцев нам навстречу. Он бы меня сразу и пристрелил, да тут все горячие, прямо из боя, да и оружие в руках. Но вот оказалась тварь какая памятливая — увидев меня в Севастополе, сказал начальнику НКВД, что я перебежчик и даже предатель. Представляете, товарищ генерал, какая он сволочь! Какой я перебежчик, если нахожусь в Севастополе!

— Представляю! Да я с этой подлой тварью каждый день воюю. Он бы и меня готов пристрелить, да рядом со мной всегда Стёпа с «MG» в руках и таким выражением своего скромного личика, – все заржали, что тот понимает — тогда он переживёт меня ровно на три секунды, — и мы тихо засмеялись.



— Товарищ генерал, Вы чуть ошибаетесь, не три секунды, а две. Но это если успеет выстрелить, — это уже Стёпа. Мы теперь засмеялись громче, представив себе картину — из «MG» с пяти метров… А когда я, товарищ генерал, затвор "MG" передёрну, так этот "герой" Мехлис сразу свой пистолет в кобуру. Да ещё и Иванов на него так смотрит, просто волком ... - все опять заржали. Иванов точно сильно ненавидит Мехлиса!

Ладно, дам майору полк в 47 дивизии, сейчас его и мать родная не узнает. А с этими девушками совсем просто — они нагло отказали ему, целому капитану НКВД. Да он такой вонючий, противный, товарищ генерал, да и у него по всему телу какие-то лишаи… Стал он раздеваться, а Лизу и вырвало. А вот у него – так сразу “на пол-шестого”. Но тогда он сочинил на нас дело — мол, мы немецкие радистки. Да мы медсёстры, а рацию и в глаза не видели. Нас чего и побили эти палачи — мы ведь в рациях ничего не понимаем! Мы ведь медсёстры, да с полным образованием и с хорошим опытом. А нас забрали тогда из госпиталя и повезли расстреливать! Вот сволочь этот капитан, “писатель-романист”! И не кормили нас два дня. Намёк понял - сейчас и поедим!

Так что мы заехали в Симферополь и пообедали в ресторане. И, пока я отошёл и стал заказывать всем поесть, Стёпа мне такой пиар сделал. Мол, вам, красавицы, так повезло, это же «чёрный генерал», за ним, как за каменной стеной. А про то, что было в овраге — вы забудьте, дела ваши сгорели, особисты эти, подлые сволочи, погибли от пуль из немецкого автомата. Значит что — их убили такие подлые немецкие диверсанты И теперь всем вам нужно срочно выпить — это у вас второй день рождения! Запомните этот день!

Подхожу я к столикам, а девушки давай меня целовать и весь мундир слезами залили! Дошло до них, что я спас их от расстрела! Ну и выпили они крепко и уснули на заднем сидении. И проснулись уже возле моего домика. Девушки мои искупали этих медсестёр, сделали им по уколу, майора осмотрели и намазали мазью от синяков и тоже сделали ему обезбаливающий укол. И как они троим сочувствовали — ведь их уже везли на казнь. Вот так — невинных людей! Я потом спел под настроение, да прямо в во время ужина:

С берез, неслышен, невесом,

Слетает желтый лист.

Известный вальс «Осенний сон»

Играет гармонист…

Девушки сразу в слёзы — очень им понравилась песня. А Оля записала — пойдёт в «Боевой листок». Но чтобы никто не грустил, я выдал анекдот. Рассказал я всем после третьей рюмки и совсем скромный анекдот:

Вот встретились двое в ресторане, выпили крепко и сразу же угодили в постель. А утром состоялся между ними такой вот разговор. Он: «Мадам! После того, что случилось, я, как очень благородный человек, просто обязан на тебе жениться, дорогая. «. Она спрашивает его, (одеваясь, испуганно): «А что случилось-то?» Хохотали все полчаса. Но главное, что обе девушки немного отошли! Одна девушка вновь попросила меня ещё спеть…

И тут я обратил внимание, какая прелесть вторая спасённая девушка. Красивое лицо круглого типа, с чуть приподнятым кончиком узкого носа средней длины, невысокий пропорциональный лоб, волнистые светло-русые распущенные волосы, длиной чуть ниже подбородка. Была одета в красивый новомодный деловой костюм из дорогого материала темно-коричневого цвета с еле заметным благородным блеском. Костюм состоял из узкой зауженной книзу юбки, плотно облегающей красивые бедра, средняя длина которой выставляла напоказ стройность и красоту ног, прикрытых чулками телесного цвета. Была обута в изящные полусапожки на средних тонких каблуках из высококачественной замши, тоже темно-коричневого цвета.

Застегнутый приталенный пиджак идеально подчеркивал талию, подтянутый живот и высокие, в меру крупные, груди. Из под пиджака была видна шелковая блузка бежевого цвета со стоячим воротником, расстегнутыми верхними пуговицами. Красивая шея притягивала внимание своей изящной формой, здоровой светлой кожей. Вокруг нее был свободно повязан красивый, удивительно тонкий платок из шелкового материала яркого светло-янтарного цвета, прекрасно гармонирующий с цветом чистых красивых янтарных глаз с длинными ресницами. Как ни странно, но эти синяки её совершенно не портили, а наоборот — придавали некий шарм.

И тут Оля спросила, что за песню я напевал по дороге. Это была песня на стихи Марины Хлебниковой, но я представил, что её написали моя жена и её подруга Анастасия, сестра Ксюши, перед моим отъездом. Ну подвыпившая компания “налетела” на меня – скорее спойте! Вот пришлось и напеть:

Мой генерал, ты прошагал,
Тысячи верст.
Мой генерал, ты и не знал,
Нежности звезд.

Мой генерал, ты понимал,
Что впереди,
Мой генерал, будет привал,
Но надо идти.

Мой генерал, мой генерал,
Просто солдат, просто устал.
Мой генерал, мне бы узнать,
Сколько мне ждать,
Ну сколько мне ждать…

Все были в восхищении. А Елизавета и Анастасия сразу к пианино и давай напевать, подбирая мелодию. Мне аж неудобно стало – Марина ещё не родилась. Ну, думаю, она простит мне этот небольшой грех. А Оля сразу и записала - теперь за "Боевой листок" с такими стихами драться будут!Но вот авторы стиха по генерала - Елизавета и Анастасия, согласны? Конечно! Да им я ещё выдал песню про подруг, Оля сразу и записала. Девушки и её напели, конечно у Лолиты и Апиной вышло лучше, но сейчас все были в полном восторге – так красиво зазвучал их дуэт:

Сегодня у меня на сердце вьюга
А неудачи словно ошалели
Так встретимся давай, моя подруга
Посплетничать, подумать о судьбе.

Давай с тобой поплачемся украдкой
И может быть, за рюмкой водки сладкой
Я расскажу тебе свои печали.
А ты мне все расскажешь о себе.

Пусть говорят, что дружбы женской не бывает
Пускай болтают, но я то знаю
Что мы с тобою ни на что не променяем
Сердечной дружбы нам подаренной судьбой…

Но вот от этого куплета, также ловко и быстро записанного Олей, все мои девушки сразу заплакали – мол, это я точно про них написал:

Пусть я сестры по крови не имею
Тебя считаю я сестрой своею
Хочу, чтоб знала ты, моя подруга
Что можешь и меня сестрой назвать

Чудесные стихи, да и девушки очень красиво напели, все расстрогались, даже Стёпа аккуратно глаза вытер и вышел, мол перекурить. Расстрогался наш гигант! Всё же тогда все люди были гораздо более впечатлительны, чем в моё прагматичное и жёсткое время.

Обе девушки, сержанты-медсёстры, были в полном шоке — так это тот самый автор стихов в «Боевых листках»? Да их весь Крым наизусть знает — они обе смотрели на меня такими горящими глазами… А они думали, что это просто жестокий "чёрный генерал"! Потом опять плакать — они уже простились с жизнью! И как им повезло — они сейчас в полной безопасности, завтра их запишут в штаты госпиталя, ведь начальник его, военврач первого ранга, будет очень доволен. Ещё бы — две медсестры с большим опытом! Я нежно поцеловал спасённых девушек и отправил их спать. Выдав на ушко Елизавете:

- Когда ты грустишь, твои глаза похожи на осеннее небо, - она вся зарделась и, так очень неожиданно, крепко обняв меня, страстно и долго поцеловала. Но все её поняли...

Вот такой у нас неожиданно получился насыщенный день. Света была в нашем госпитале, а меня чудесно приспали Наташа и Оля. Какой чудесный ротик у красотки Наташи – я чуть сознание не потерял от удовольствия! И, сладко расцеловавшись друг с другом, классные полуголые “сёстры” легли спать со мной.


А утром стихи в “Боевых листках” были напечатаны, а через день ими восхищался все. Конечно, кроме Мехлиса – с ним никто “Боевые листки” не согласовал! Но всем на него и лично мне было – с большой колокольни…