Erich von Gotha «GILL» (Комикс из журнала «Torrid» №№ 15–16 за 1985 г.)

Перевод Алик Костин, 2016

I. Начало

Когда три года назад я приехал в Лондон, то принялся гоняться за юбками. Было бы глупо утверждать, будто я искал любви, мне просто хотелось трахаться. Но тут мне везло, девушки, что встречались мне, были развиты в плане возвышенных чувств не более, чем те деревенские козы, что остались дома.

Так я и скакал из одной койки в другую, пока однажды вечером не встретил в буфете Королевского театра Джиль.

Я собирался сходить на Даму Эдной Эвередж в исполнении Хамфриса, надеясь, что в театре это будет отличаться, но это было ужасно, и я сильно расстроился.

В антракте я стоял со своим напитком в прокуренном буфете, было неудобно и неуютно. Она материализовалась рядом из густого дыма на одном из тех высоких стульев, что придуманы для ублажения вуайеристов мужского пола. Чтобы хоть как-то устойчиво удержаться на таком сидении, скромным женщинам приходится истязать себя постоянным балансированием, что зачастую показывает больше, чем они рассчитывали скрыть.

У Джиль не было ни малейшего беспокойства о разоблачении, и поскольку на ней было анахроничное мини глубокого розового цвета — воспоминание о лаконичных шестидесятых, — я мог с уверенностью заявить, благодаря тонкому нижнему белью, что передо мной настоящая блондинка.

Она без малейшей суеты поправила подол и положила ногу на ногу, после чего моё внимание поднялось выше — на грудь, заявляющую себя из-под туники. Потом выше я стал откровенно рассматривать лицо, что не могло от неё укрыться, но на что она притворилась, что не замечает.

Милое лицо, но что меня поразило больше всего, это её глаза. Огромные, голубые, в тени густых ресниц они, казалось, поглощали всё, что возникало перед ними, и такая же ненасытная улыбка дрожала в уголках чувственных полных губ — отнюдь не метафорический образ алчности.

Я пялился на её хрупкий профиль и гадал, как бы мне подойти к такому существу. Не знаю, что я сказал, но уже вскоре мы оживлённо болтали. Когда прозвучал звонок о конце антракта, никто из нас не захотел возвращаться по своим креслам после такой беседы, что ободрило меня, и я прямо предложил, не хочет ли она пойти ко мне домой. Она спросила, где я живу.

- Хаммерсмит, — ответил я, слегка опешив от её невозмутимости.

- Это далеко, — сказала она, — пойдём ко мне, это ближе.

Действительно ближе. Мне никогда не нравился Южный Кенсингтон, но её квартира была восхитительно экстравагантной. Вся устланная коврами того же розового цвета, что и одежда, большие эротические скульптуры, совершенно непрактичная футуристическая мебель.

Пока я сидел на одном из таких пуфиков, она приготовила мне Маргариту. Я едва отхлебнул, как она без предупреждения разделась. Для этого не требовалось много времени — я ещё в буфете подглядел её единственную одежду помимо туники — тоненькие стринги-трусики «танга», которые она тут же сняла.

Я глазел на эту прекрасную двадцатишестилетнюю женщину, на торчащие груди с бледно-розовыми кончиками, на плавные округлые бёдра и соблазнительные ягодицы, на её длинные стройные ноги. Она была изящной, прекрасной и дьявольски чувственной. И я не хотел её! Мы были с ней вдвоём, одни, готовые к первому контакту, всё предписано и очевидно, а я чувствовал себя совершенно дезориентированным.

Не взирая на близость нашего возраста, я подозревал, что для всей своей юности Джиль в вопросах любви обладала эрудицией, которой у меня явно не было. Я боялся разоблачить своё невежество, и этот психологический страх оказывал коварное воздействие на мои мужские способности.

Она подошла к единственному функциональному предмету мебели в этой комнате и растянулась своей элегантной наготой на большом диване. Мой алчущий взор проникал в её горячую тайну между раздвинутыми бёдрами беспечно раскинутых передо мной ног. Открытые половые губы казались такими же розовыми, как ковры, когда они распахнулись под тенью светлых вьющихся волос.

- Иди сюда! — Промурлыкала она.

Я подошёл, мне было не по себе. Интересно, не слишком поздно извиниться и уйти? Уже было поздно. Пальчики с розовыми ноготками расстегнули мои брюки и явили свету мой стыдливо упрямый член. Жалкий его вид, казалось, её совсем не остудил. Она игралась с ним, а он бестолково развалился. Проворным движением, которого я никак не ожидал, она изогнулась так, что её уста оказались прямо рядом с пенисом.

Я наблюдал за её лицом. Её взгляд остановился на добыче, как будто гипнотизируя перед броском. Маленький язычок выглянул и облизал губы. Как будто вздохнув, сам собой член стал медленно набухать. Довольная, она поместила его в рот, и когда полные губы сомкнулись на крепнущем оружии, опасениям, застрявшим в моём бдительном мозгу, больше не осталось, что сказать ожившему пенису.

Ощущение неодолимого вожделения повергло меня в состояние трепетного восторга. Я сбросил одежду и завалился на Джиль, которая тут же взяла бразды правления в свои руки, и я не заметил, как оказался засунутым глубоко в её влажную пульсирующую вагину, которая зажала меня беспощадной горячей хваткой.

Её восхитительные бёдра сомкнулись на моей талии, и, пыхтя от возбуждения, она начала что-то вроде танца живота, который вскоре довёл меня до грани оглушительного оргазма. Почувствовав это, она замедлила движения, ослабив потрясающий внутренний массаж, который её жадная вагина устроила моему товарищу, который теперь чуть не лопался от напряжения и был твёрже железного прута.

- Подожди, — шептала она, — не кончай… спокойно… ещё рано… будет лучше… обоим… а-а-а… ну, попробуй пока не кончать!

Я попробовал… И благодаря мерцающей похоти в её глазах, мне удалось, стиснув зубы, мучительно проконтролировать свои мышцы. Конечно, это не могло долго продолжаться. Какое-то время мы ещё лежали, но затем непроизвольный всплеск энергии захлестнул меня снова. Я бешено трахал её, она в ответ бешено трахала меня, спина волновалась, как море, живот с размаху шлёпался о мой. И когда наконец я больше никак не мог сдерживать эякуляцию, её громкая мольба переросла в долгий непристойный стон удовлетворения.

На самом деле я ожидал, что останусь ночевать, и почувствовал обиду и озабоченность, когда она потребовала, чтобы я ушёл. Кажется, я имел дело с женщиной, которая предпочитала одиночество после любви, которая была готова наслаждаться жизнью по-своему, и я удивлялся, что с ней произошло.

Она спустилась в лифте проводить меня, и я почувствовал себя не таким несчастным, когда она настойчиво потребовала поцеловать её в подъезде и пригласила прийти повидаться на следующей неделе.

Я с трудом удерживался от звонков ей всю неделю. Я мечтал о ней по ночам и метался между радостью и отчаянием. И вот, когда я пришёл, она встретила меня с нескрываемым удовольствием, мы проследовали прямо в постель, и она заставила меня остаться на ночь.

С тех пор я каждую ночь проводил в её постели. Чем больше я её любил, тем сильнее хотел. Жизнь превратилась в один большой праздник. Она была плоть от плоти моей, а я её. На работе все мои мысли были заняты ею, и когда она звонила, я был на седьмом небе от счастья.

Что полностью перевернуло моё сознание, так это её приятие (и поддержка) любой моей скрытой фантазии. Раньше, если в моём разгорячённом мозгу рождались отклонения, мои партнёрши порой сопротивлялись и уступали, если только сдержанно. А Джиль, кажется, знала и одобряла все мои желания наперёд.

Если я подталкивал её к постели, она тут же, как оказывалась в ней, приветственно раздвигала бёдра. Если я говорил ей раздвинуть ноги, то как будто это гинеколог сказал. Если я лизал её, она раздвигала губки своей розовой йони, чтобы упростить мне обзор. Если я прикасался к ней в машине, она тут же задирала юбку, чтобы было проще, прямо на виду у прохожих (а может, упиваясь их взглядами).

Поначалу её покладистость меня удивляла и вызывала определённую нерешительность в моём поведении. Порой она хихикала:

- Да, не беспокойся ты так! Ты такой робкий всегда, как буд-то я сейчас начну звать полицию. Я обожаю мужчин, которые относятся ко мне, как к шлюхе.

Я обнаружил, что её привлекали любые формы совокупления, даже те, что я и выразить не мог.

Мы были вместе уже с месяц, как однажды вечером я вернулся с букетом хризантем в руке и ноющей эрекцией в штанах и обнаружил, что она пригласила домой подружку на ужин. Я расстроился. Зачастую, когда я приходил, мы тут же падали в постель и совершали вечерний половой акт перед тем, как пойти погулять или посмотреть телевизор. «Не сегодня, «- подумал я. — «В конце концов нормальная жизнь должна возобладать. Не можем же мы трахаться всё время» .

Однако, после стейка с салатом и вином, я обнаружил, что был не прав. Джиль сходила в спальню и вернулась оттуда голая. Я с тревогой взглянул на Ровену. Беспокоиться не было нужды. Она расстёгивала блузку, и Джиль подошла помочь ей.

- Ровена — моя школьная подруга. Мы раньше думали друг о друге в школе, что это ханжа. Пока однажды однажды я не постучалась в дверь, а она пьяная, голая и с приятелем.

- Что она говорит? — Спросил я, совершенно не понимая, какого чёрта ещё тут сказать.

- Он пригласил её войти и снова сделать его половой член твёрдым потому, что она прервала нас, — хихикнула Ровена.

- Я так и сделала!

- Она так и сделала и с тех пор мы стали настоящими подругами!



Они сели по бокам и стали целовать меня по очереди, борясь с моим воротником, пуговицами, молнией, ремнём и трусами…

Вскоре мы удалились в спальню. Джиль объясняла, что Ровена сказочный любовник с тонкой изобретательностью, достойной нашего внимания. И она оказалась права — это было великолепно.

Когда потом я вернулся из туалета, они лежали на кровати в разные стороны.

Поднимите перед собой ладони. Сделайте на каждой руке жест из двух пальцев в виде буквы V. А теперь вставьте эти вилки друг в друга. Это были Джиль и Ровена. Они тёрлись друг о дружку вульвами с явным удовольствием. Я смог залезть рукой так, что мой большой палец оказался в письке Джиль, а указательный обхватила своей вульвой Ровена. Ощущения под пальцами вскоре завело меня снова…

Около полуночи я отвёз Ровену домой. Она настояла, чтобы я поднялся, и прежде, чем я уехал, мы потрахались ещё раз. Теперь на её кровати.

- Она дала тебе ещё? — спросила вакханка, когда я вернулся.

На долю секунды я запнулся, рассуждая, сказать ли ей правду.

Она заметила мою заминку:

Дорогой, мы должны прояснить кое-что между нами, — сказала она терпеливо, откидывая одеяло и обнажая прекрасную грудь. — Нет смысла лгать между собой. Ты должен быть готов говорить мне правду, а так же слышать её от меня.

Я не думаю, что тогда даже понял, что она имела в виду.

Через несколько дней пришла другая подружка, и у нас была другая маленькая оргия. Потом ещё. Так повторялось несколько раз, пока как-то она не сказала, что зайдёт её приятель. Терри пришёл около девяти. Она поприветствовала его, как любовника. Он отнёсся ко мне очень дружелюбно, и когда она вышла из спальни, как обычно, совершенно голая и села мне на колени, он посмотрел на меня и спросил:

- Хотите, чтобы я ушёл?

- Конечно нет! — Сказала Джиль, обнимая меня крепче. — Я хотела бы, чтобы ты остался пока Джорж будет любить меня.

Я был ошеломлён. Мне никогда не приходило в голову, что она может захотеть от меня, чтобы я делал для неё то, что она делает для меня. Она уселась мне на колени и поцеловала, оглядываясь через плечо, смотрит ли Терри. Она наклонилась вперёд, чтобы ему было лучше видно её половые органы. Я был расстроен и чувствовал себя неловко.

Но когда она опустилась на колени, чтобы взять в рот мой член, я неожиданно ощутил себя дома. Терри сиял от удовольствия, как гордый родитель от успехов талантливого ребёнка:

- Она так классно это делает!

Потом, когда я наблюдал, как её тело без стыда бросилось в пучину удовольствий, которому я оставался просто свидетелем, что мою грудь будто пронзили ножом. Это была не просто острая примитивная ревность. Если бы я был уверен, что потом она вернётся ко мне с той же любовью, что прежде, я бы разделил её наслаждение, если не телом, то хотя бы рассудком. Я уже испугался оказаться вытесненным каким-нибудь мужчиной, более талантливым, более мужественным, более привлекательным и потерять это сокровище, с которым больше не мог расстаться.

Не стоило беспокоиться. Когда мы опять остались одни, она была такой нежной, такой любящей, — я тотчас успокоился.

Раз в неделю Джиль приводила кого-нибудь к нам позабавиться, то женщину, то мужчину, то обоих. И постепенно, по чуть-чуть она начала мне рассказывать свою жизнь. Жизнь хорошенькой девушки, кокетки, дерзкой, но чуткой. Она рассказала мне о своём большом романе в 19 лет с женатым мужчиной. Обещания развестись остались не выполнены. Её наивные мечты о замужестве оказались бесплодны. Роман закончился ничем.

Она приехала в Лондон изучать право. Разочаровавшись в любви, она стала посещать бары чаще, чем факультет. Вскоре она встретила людей, которые ввели её в «l'amour collectif». Вечеринки группового секса их пошлой семейки пришлись ей по вкусу. Они, казалось, предлагали альтернативу скучной правильности лондонских друзей её родителей, и геройским мачо, которых изображали парни в барах.

С того дня Джиль стала рассказывать мне разные забавные и увлекательные вещи, с которыми она сталкивалась и переживала на тех вечеринках. Должен признать, мне нравились её истории, которые, кажется, действовали на нас обоих, как афродизиак. Как вода на пересохшую землю, её рассказы распаляли наши желания заново.

Но как-то вечером я застал Джиль в совершенно ином расположении духа. Оттолкнув меня, когда я попытался её поцеловать, она заявила, что пришло время серьёзно поговорить. Моё сердце сжалось. Пришло время… Прощай, моя любовь. Пока тоска от горя разрывала мою грудь, она объясняла, что поклялась больше никогда не привязываться к мужчине.

- До сих пор мне удавалось. Я прекрасно жила в любви безо всяких завтра, любви на ночь, трахаясь с друзьями. Какого чёрта это закончилось тем, что я регулярно вижу тебя? Просто не знаю. Одно и то же, мы стали зависимы друг от друга, это может плохо кончится. Когда один из нас захочет уйти, другой будет страдать. А я не хочу страдать!

Я пролепетал, что если кто-то и захочет уйти, это может быть только она.

- Ты мне слишком нужна, чтобы бросать тебя, — сказал я. — Я мечтаю жить с тобой всегда. Если бы я не боялся, что ты отвергнешь меня, .. я бы давным давно просил твоей руки.

Она воистину удивилась и уставилась на меня с побелевшим лицом:

- Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? После всего того, что между нами было?

- Моя любовь выше старомодных моральных условностей.

- Я имею в виду… Как мы будем жить?

- Как ты захочешь…

Она приблизилась, вглядываясь мне в глаза:

- Мы могли бы продолжать жить в полной сексуальной свободе?

- Конечно… По крайней мере, на столько, на сколько тебе нужно…

Она продолжала вглядываться в меня. Я подумал, трибунал удалился на совещание по моему случаю. Затем облака рассеялись.

- Чёрт, я ещё не пыталась выйти замуж! Почему бы не попробовать?

Это была шикарная свадьба в Сэкстон-холле с кучей приятных друзей… Мы слетали в Ницу повидать её родителей, которые не могли прибыть на свадьбу из-за здоровья отца. Они встретили меня с распростёртыми объятиями и с чувством облегчения, что их единственный ребёнок наконец-то угомонился.

Если бы они могли видеть нас следующим вечером, они бы поменяли своё мнение.

Мы ужинали в небольшом ресторанчике около порта. Джиль рассказывала о вечеринке, на которой она была, в Антибе, вниз дальше по побережью. Она выразительно смаковала непристойные подробности, и порочное удовольствие от её рассказа передавалось мне.

Она подвинула свой стул поближе и осторожно запустила руку под стол. Вскоре алчная улыбка растеклась по её лицу:

- Боже мой! Как мой рассказ, похоже, тебя разволновал…

Это была правда, и мне было тяжело скрыть это от её пальцев.

- Замри! — Сказал я потому, что она начала расстёгивать мою ширинку. — Я хотел бы напомнить, что мы в общественном месте.

В ответ она стащила мою салфетку на то место так, что мой теперь гордо вставший орган розовел, как странный цветок, среди бело-голубых клеток. Она оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что никто не видит в любом случае, хоть ресторан был погружен в обнадёживающий полумрак.

- Быстро! Поласкай меня! — Выпалила она неожиданно, продолжая дрочить мой член. — Пожалуйста! Давай, сейчас…

Кто я такой, чтобы отвергнуть ткую просьбу?

- Вот так, — вздохнула она, когда мои пальцы стали играть плотным бугорком над её клитором, — смотри, какая я мокрая!.. Мне нравится сидеть здесь и ласкаться на виду у всех этих людей, не подозревающих… Я обожаю это… Я до сих пор не могу забыть о той вечеринке… безостановочный трах, чувство, что ты на арене цирка… (О, как ты хорошо умеешь делать меня ещё более возбуждённой, милый!..)

О парочках, подходивших взглянуть, как я дрочу лёжа, .. о слоняющихся вокруг, позволяя им играть со мной, пока их трахают… (Милый, ещё, это фантастика!..) О хозяине, который повёз меня домой голой, но по дороге настоял, чтобы я вышла на бензоколонке и заправила бак… А там был фургон с солдатами, ждавшими сержанта из туалета… (Ах, дорогой, эти воспоминания возбуждают нас обоих!..) Как они злорадствовали надо мной!..

Понадобились годы, чтобы залить этот чёртов бак! Они комментировали каждый кусочек моего тела… А потом я должна была пройти в таком виде к окошку кассы… (Я думаю, милый, ты мог бы кончить в трусы…) А когда я садилась в машину, я задержалась и показала им свою киску, мокрую от спермы, заново пробуждающуюся от желания, раздвинула им губки пошире, чтобы полакомить их тем, что они потом будут вспоминать одни в койках в казарме… Ты сведёшь меня с ума своими пальцами!.. А ты твёрдый, как палка… Я хочу взять тебя в рот…

Мы теперь были оба не в себе. Она отодвинула стул, задрала свободной рукой рукой юбку до пояса и смотрела, как мои пальцы ходили туда-сюда в её горячей вульве под тонкими стрингами микро-трусиков.

- Да, милый, — бормотала она, — сейчас… сейчас… кончаю… ааа… кончай со мной… а… Я больше не могу… Кончаю… ааа…

И бешено дроча мой член, она довела нас к обоюдному оргазму, и я высвободил поток семени в ладонь её элегантной руки.

Мы сидели, глядя друг на друга в абсолютной тишине, не способные ни говорить, ни двинуться.

Она зашевелилась первой, размазывая блестящую сперму по ляжкам, и вытирая остатки с руки о салфетку. Потом она опустила юбку на колени, вздохнула и взяла меня за руку на скатерти. Едкий запах достиг наших ноздрей и мы оба улыбнулись.

- Хорошо?

- Хорошо!