Авиетка перешла на бреющий полёт меж небоскрёбов, стальные корпуса которых вскоре загородили от нас восходящее солнце.

Я окинул беглым взглядом записи в своём планшете. Мне, как-никак, предстоял третий рабочий день на новом месте — не хватало ещё перепутать что-то. Мистер Уинтер, владелец ресторанчика, вообще не доверяет студентам-белоручкам из благополучных семей, предпочитая взамен брать официантами выходцев со дна общества — по его словам, это позволяет избегнуть проблем с лишним гонором. Конечно, любую ошибку можно без труда перечеркнуть, но после этого обычно до самого вечера маешься тоскливыми философскими думами — думами из разряда «Я это или уже не я? Ну а если я — я, кем был парень, который внёс коррективы?»

К чёрту.

Я больно юн для всего этого экзистенциализма. Мне куда больше по вкусу жить набело — обыгрывая каждый шанс как первый и единственный.

Так оно, в конце концов, веселей.

Авиетка окончательно снизилась, приземляясь у невысокого здания сферовидной формы, чем-то неуловимым — то ли своим зеленовато-металлическим отливом, то ли блеском множества отражённых игольчато-вытянутых солнечных бликов в десятках окон, — всегда чем-то напоминавшего мне кактус. Хотя мистеру Уинтеру, наверное, лучше всего об этом не рассказывать.

Я потянулся было к шофёру, думая перекачать оговоренное число кредитов на счёт аэрокомпании, как вдруг волосы на моей голове встали дыбом, а внутри неё зашевелилось нечто нехорошее.

Воспоминания.

О том, чего ещё не было.

Вновь выхватив из кармана планшетку, я лихорадочно запустил программу-блокнот. Волосы мои встали дыбом, в то время как пальцы танцем пробежались по виртуальным квадратикам букв.

«Будь осторожен, тебя сегодня попытается озалупить одна рыжая девчонка. На ней будут...»

Я на миг призадумался, кусая губу. Что же на ней было — то есть будет — из одежды?

— Эй, парень, ты собираешься платить? — вторгся в мои раздумья грубый голос водителя.

Я раздражённо поднял на него взгляд. Хлопнул глазами, потом хлопнул ещё раз. Опустил взгляд обратно — на едва набранную строчку — и чуть не взвыл от тоски.

Поздно.

Воспоминание растворилось, рассеялось, будто тая в тумане. Я уже понятия не имел, что именно собирался написать. Ну что стоило этому идиоту подождать ещё с полминуты?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Регр.

Существуют изобретения, которые меняют человеческую жизнь слабо. Полиэтилен, хрустящие зефирчики, применение глютамата натрия в качестве специальной вкусовой добавки. Есть изобретения, которые меняют человеческую жизнь сильнее. Паровой двигатель, дизель, кирпичная кладка. Наконец, есть изобретения, которые меняют человеческую жизнь фундаментально, — колесо, письменность, огонь.

Регр ближе к последним.

Небольшая пластиковая коробочка простенького с виду дизайна — впрочем, наружный облик регра может варьироваться от владельца к владельцу, так что некоторые камуфлируют его под вполне безобидную безделушку. Распространители регров обычно идут навстречу пожеланиям своих клиентов, хотя и не любят излишних вопросов.

Как он действует?

Принцип действия регра, как и его происхождение, скрыт за завесой тайны. Некоторые конспирологические слухи утверждают, что имела место утечка информации на самом высшем уровне, что регры являются переделанной технологией Щита, всеземной специальной службы, которая давно уже служит для многих топливом паранойи. Некоторые возлагают ответственность за изобретение регров на Пришельцев из Космоса или даже на наших же собственных потомков из далёкого будущего — дескать, учитывая суть предназначения регра, почему бы и нет?

Как бы там ни было, в применении сей инструмент до крайности прост.

Прикладываешь его к голове. Именно к своей — никто иной не может пользоваться твоим регром ввиду индивидуальной настройки. Фокусируешься мыслью на том или ином моменте своего прошлого. Нажимаешь на кнопку или на сенсор — и видеоролик твоей жизни послушно отматывается вспять.

Потрясающе, не правда ли?

С учётом скрытого могущества этой штуки кажется диким, что её так широко распространяют из-под полы. Представьте себе Саурона, поставившего на поток выпуск Колец Всевластия для хоббитов и детворы.

Но задавать лишние вопросы распространителям регров — лучший способ добиться, чтобы они вообще не предложили тебе купить у них регр. Нет, не просто отступились со своими предложением после первых же нескромных расспросов, — а воздержались от контакта с тобой изначально.

Обидно, да?

Интересно, что ввиду неуловимого характера своего применения регры на первый взгляд как будто не слишком изменили жизнь общества. К примеру, почти перестали происходить лотереи. Как бы невзначай весьма усложнилась система экзаменов. И ещё — гораздо меньше людей стало гибнуть в разного рода катастрофах. Если ты летишь в самолёте, который начал падать, то ты всегда успеешь приложить к голове регр и отмотать время вспять — а если и не успеешь, это сделает кто-нибудь из твоих знакомых, заранее отговорив тебя от полёта.

Иной эффект тотального распространения регров — внезапное падение уровня человеческого доверия ко всякого рода паролям и кодам. Из тебя вполне могут вырвать пароль под пыткой, после чего палач открутит время назад — и ты не будешь ни о чём подозревать. Хотя на деле подобного вроде бы не происходило, и есть основания полагать, что распространители регров не одобрят такой практики, но статистика неумолимо показывает, что паролями и кодами начинают пользоваться всё реже, а аутентификацией по энцефалограмме, сетчатке глаза или хотя бы отпечаткам пальца — всё чаще и чаще.

Забавно, что, несмотря на проникновение этих маленьких приборчиков почти во все сферы жизни, о них не особенно принято рассуждать вслух.

Свою роль здесь играет и настоятельная просьба распространителей регров поменьше о них упоминать. Говорят, Щит до сих пор ведёт поиски регродилерского подполья, не простив утечку секретной технологии.

Регры стали чем-то полулегальным.

Чем-то вроде слона в гостиной, о котором все знают, тем не менее делая вид, что его нет.

Этому способствует и специфический амнезийный эффект при их применении. Когда ты включаешь регр и оказываешься в прошлом — совершая чуть позже действие, переводящее рельсы твоей личной судьбы на другой путь, — спустя пару мгновений память об Упразднённом Будущем истаивает без следа.

Быть может, это и к лучшему.

Иначе благодаря постоянному применению регров наш мозг мог бы когда-нибудь накопить в себе воспоминания за тысячи лет субъективного времени. Справился бы ли он?

Но из-за этого эффекта иногда бывает трудно всерьёз изменить судьбу. Ведь не всё и не всегда определяется простым поворотом налево или направо — порою приходится спешно набрасывать себе записку с объяснением курса необходимых действий, отлично зная, что спустя минуту или две ты всё позабудешь.

Лет в десять я при родителях вдруг ни с того ни с сего разрыдался, схватил голомаркер и набросал сияющими буквами прямо в воздухе: «Не надо художественной школы».

Поставив ниже дату, отстоящую на три года.

Мне до сих пор иногда интересно, что столь страшного могло произойти со мною при учёбе там в Нереализовавшемся Грядущем, что я решился изъять столь большой кусок из жизни и памяти?

Ныне, впрочем, меня больше интересует иное.

Та таинственная девчонка, о которой мне известен лишь цвет её волос и которая вроде бы попытается меня озалупить — сегодня? — ну хоть бы моё after ego указало точное время.

Быть может, она хотя бы окажется симпатичной? Ну да мне в любом случае нельзя покупаться на провокации — всего лишь третий день работы в ресторанчике как-никак.

«Озалупить».

Регры — вещь многофункциональная и полезная, они спасают человеческие жизни и позволяют людям избегать фатальных ошибок, всё это очень пафосно и высокопарно — здесь сомнений нет. Но что происходит с высоким пафосным изобретением, когда оно распространяется повсеместно? Правильно, его начинают применять для самого низменного.

Как некогда с Сетью. Можно заниматься в ней виртуальным сексом, можно устроить розыгрыш, а можно и довести кого-нибудь до инфаркта.

Так случилось и с реграми.

Они предоставляют просто потрясающий выход для избыточного вожделения, позволяя тебе осуществить буквально что угодно — и не бояться последствий. Правда, ты почти ничего не запомнишь — так, в лучшем случае останутся смутные образы, как после подзабытого сна. Но можно оставить себе быстрый отчёт о неслучившемся — и тебя будет греть осознание, что в каком-то альтернативном черновике Будущего или Прошлого оно всё-таки произошло.

Особенно этот эффект коснулся девчонок.

Ещё до начала всей этой заварухи с миленькими миниатюрными машинками времени разные хитромудрые психологи любили рассуждать, что-де внутри каждой девахи таится шалава — якобы сдерживаемая только лишь Страхом Перед Последствиями. Что ж, появление регров вконец расшатало эту заслонку.

В Интернете у них даже есть особые сайты, тайные ресурсы, где они обмениваются рецептами — как забавнее всего озалупить парня. То есть — эдакий псевдоанглийский каламбур — заманить его при помощи регра в lustloop или петлю похоти.

Обычно, правда, подобное проделывают с совсем ещё неоперившимися парнями — у которых нет собственного регра и, соответственно, нет возможности выкрутиться. Мне в этом плане повезло — мои либеральные родители сразу же вручили мне персональную машинку времени с торжественной речью, хоть и не без таинственного шёпота со зловещими предупреждениями, ещё когда готовили меня к отправке в Интервиль на учёбу.

В чём суть lustloop?

Когда ты используешь регр и возвращаешься в прошлое, какие-то мгновения чувственная память о Неслучившемся держится в мозгу не только у тебя, но и — пусть в куда более слабом варианте — у того, кто находится рядом и чью судьбу тебе было угодно только что изменить.

Этим можно воспользоваться.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Даша Синицына с наслаждением вытянула ноги, подставив свою безупречную кожу под лучи дарующего загар полуденного солнца. Ощутив при этом прикосновение шероховатого тёплого камня барьерчика клумбы к собственным нагим бёдрам, краем глаза уловив, как шедший мимо парень в белой футболке покосился на неё, — и тайно усмехнувшись.

Это давно перестало её смущать.

Бывали дни, когда она, тогда ещё смятенная четырнадцатилетняя замухрышка в неизменно придающих ей мечтательно-интеллигентный вид очках, теряла всякое равновесие при малейшем проявлении к себе интереса противоположного пола. Быть может, по той простой причине, что интерес этот казался в ту пору почти отсутствующим?

С годами, однако, кое-что поменялось.

Слегка.

Скажем, ей исполнилось восемнадцать — правда, сугубо формально и только на днях, на практике это не имело значения, ни внешне-физически, ни по внутренним ощущениям она не тянула на восемнадцатилетнюю и отдалённо, что порою притягивало взгляды любителей лоли. Но главной причиной свершившихся в ней перемен было вовсе не это.

Синицына чуть улыбнулась, проведя кончиками пальцев по золотистой поверхности миниатюрного нашейного кулончика с изображением полумесяца.

О Страна Несбывшихся Грёз, сколько тайн и загадок ты всегда скрывала в себе. Что предприняли бы люди, кабы не опасались последствий? Что осуществили бы, помня, что любой шаг можно обратить вспять? Этот вот почтенный джентльмен лет тридцати пяти, восседающий с царственным видом на зеленоватой скамейке и явственно изучающий через зеркальные очки миловидную блондинку напротив, — не вскочил бы ли он со скамейки, не накинулся бы ли он на беззащитную даму, выкрутив ей руки за спину и прижав её к стальному корпусу стоящей неподалёку авиетки, задрав ей сзади платье и резко проникнув прямо в сокровенные недра её плоти, смачно и грубо, на глазах у всех? Кто знает, на что вообще способны люди, зная, что им не придётся отвечать?

Так уж получилось, что Даше было кое-что непонаслышке известно об этом. Пусть опыт её был далёк от опыта измученной жертвы, да и мучительницей её заклеймить было сложно — так, метафорически разве что?

Многие не отказались бы от эдаких мук.

Она чуть поменяла позу, подставив под потоки жаркого света иное бедро — и не без удивления ощутив в себе ростки тлеющего возбуждения.

Эта экстравагантная картинка с импозантным джентльменом в очках, бесстыже насилующим блондинку прямо посреди парка, не слишком ли ярко она вообразила себе её?

А ведь подобное вполне могло быть реальным.

Даша потешилась несколько мгновений этой мыслью, обкатывая её в уме так и эдак. Теперь, когда у многих есть регры и реальность стала чем-то наподобие коллективно редактируемой Википедии, трудно ручаться за чёткость чего бы то ни было.

Ей вдруг вспомнился один старый полузабытый то ли сон, то ли морок.

Как она в шестом классе внезапно увидела двадцатисемилетнюю преподавательницу математики полностью обнажённой, с коварной полуулыбкой касающейся мерцающего огонька на лазерной указке. Наваждение в тот же миг схлынуло, рассеявшись в памяти как предутренний сон, Даша с трудом удержала в памяти даже осколки его — поразившись абсурдности удержанного.

Ныне, однако, когда она стала чуть умнее и значительно опытней, её временами охватывало сомнение.

Морок ли то был? Что, если строгая и закомплексованная с виду преподавательница втайне лелеяла эксгибиционистские фантазии — и, вооружившись регром для нейтрализации последствий, рискнула воплотить в явь одну из них? Прийти в класс и провести урок совершенно обнажённой под горящими взглядами учеников, впоследствии открутив время вспять?

Что ж, может быть, в её уме сохранилось больше впечатлений, чем в уме Даши. Остальные ученики, насколько можно было судить по их поведению, не удержали в памяти вообще ничего.

Кто бы, впрочем, решился проговориться?

Слабо тлеющий огонёк возбуждения промеж бёдер всё никак не желал затухать. Не стоило ей, пожалуй, возвращаться мыслями в те школьные дни.

Поразвлечься, быть может? Поиграть с каким-нибудь парнем, изловив его в тугую самозакручивающуюся петлю неуправляемого возбуждения?

С тех пор, как она открыла для себя эту разновидность развлечения, начавшегося с безобидной попытки закомплексованной отличницы поиграть в ирреальную девушку-вамп с робким парнем из дома напротив, объективно миновало не так много времени — но ей порою казалось, что минула целая вечность. Опыты эти ухитрились перевернуть весь внутренний мир Даши, включая как её отношение к противоположному полу — из благоговейно-боязливого ставшее иронически-снисходительным — так и её отношение к самой себе.

Воспоминания о будущем исправно вылетали из памяти, но для чего-то же существуют ведь комп-ноты и планшеты? К тому же Даша довольно быстро научилась сохранять в уме главное из Неслучившегося, используя отчасти те же мнемонические приёмы, которые ещё с восьмилетнего возраста выручали её при запоминании снов.

Трудно сохранить в памяти исконное состояние реальности, когда её меняешь не ты.

Когда это делаешь ты, у тебя имеется фора.

Лениво потянувшись, девушка с неохотой привстала. Как будто ощутив на себе взгляд того чудака в зеркальных очках — ей следует бороться с мнительностью, или взор этого начинающего Гумберта взаправду скользнул под её юбку? — она даже невольно заулыбалась краешком рта.

Стоит, пожалуй, перекусить.

Чем хорош Интервиль — в этом многонациональном конгломерате практически везде есть питейные заведения и пункты приёма пищи. Неподалёку, кажется, Даша как раз заметила один забавный кафе-ресторанчик в виде кактуса.

Выпрямившись, Синицына устремилась к ближайшему выходу из парка, всё ещё ощущая кое-чей пламенный взор на своих бёдрах.

Не удержавшись, Даша озорно вильнула ими.

Пройдя мимо поблескивающей косыми боками авиетки, она с театральной медлительностью развернулась направо, после чего её вдруг поразила мысль, от которой на миг ей стало трудно дышать.

Что, если...

Как знать, быть может, где-то За Кадром Времени сейчас грубо насилуют, прижав к стальному корпусу авиетки, уже не ту злосчастную блондинку, а собственно её саму?

Внутренне пожав плечами, девушка попыталась успокоить дыхание и выровнять шаг.

Всё может быть, вполне распространённое опасение в эпоху повсеместно применяемых личных машинок времени. Если и так, сделать с этим всё равно ничего нельзя — остаётся лишь разве расслабиться и попытаться получить удовольствие. Зная, что миг спустя всё окончится без каких бы то ни было неприятных воспоминаний.

Не то чтобы эта мысль сильно успокаивала.

«Если сей недоделанный Гумберт только попробует осуществить нечто подобное, я задушу его прямо на месте. И уж наверняка воспользуюсь регром раньше».

Эта мысль успокоила больше.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Заведение мистера Уинтера изнутри производило слегка сюрреалистичное впечатление. Полупрозрачно-изумрудные шторы на окнах фильтровали входящий внутрь свет, придавая всему тускловатую зеленоватую окраску — что, вероятно, по мысли дизайнера интерьера, должно было создавать у посетителей чувство пребывания под водой.

Только вот лишний отлив желтизны портил вид.

Я не спорю, быть может, наяву океанские глубины именно таковы. Но мы-то обычно представляем их по-иному — с куда большим влиянием холодноватой синевы.

Из-за неправильно подобранной колоратуры освещение тут чудилось каким-то настораживающим, ассоциируясь не то с цветом ядовитых отходов, не то с пребыванием в заросшей растениями оранжерее.

Воздух казался душным.

Отчасти, впрочем, не только из-за навеянного цветами внушения, но и из-за вполне реальной летней температуры.

Стоит ли удивляться, что посетителей в эту иссушающую пору было не так уж и много? Пара пенсионеров, увлечённо режущихся между собой в старинную фэнтезийную настолку. Несколько лиц помоложе, сидевших за столиком в центре и вяло обсуждавших курс политики Европарламента. Я спешно свернул уши трубочкой, прежде чем они успели бы завять самостоятельно.

Кивнув Бену, принявшему от меня очередную партию грязной посуды, я вновь прошёлся меж рядами круглых столиков, постреливая взором по сторонам.

Кого-нибудь надо обслужить?

Тут в глаза мне бросилась скромно присаживающаяся за столик у окна девушка в очках, и шаг мой сразу непроизвольно замедлился, так же как и дыхание.

Интеллигентная с виду девчонка, задумчивая тихоня из числа тех, кто вечно отсиживается на последней парте с планшетом, почитывая тайком любовный детектив или фантастический роман. Волосы скорее коричневатые, чем рыжие, — едва ли мой after ego имел в виду её. Симпатичная, но не особо пытающаяся себя украсить. Ни эффектных разрезов юбки, ни туго облегающего одеяния, — обыкновенные серые шортики с кожаным ремешком и зеленовато-салатовая маечка. Хотя и с вырезом, но столь неглубоким, что смелостью своей он немногим отличался от обычного воротника.

Не из тех, от кого можно ожидать каверз.

Почему же тогда, интересно, я не отвожу от неё взора, испытывая странное ощущение узнавания?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Даша улыбнулась. Чуть-чуть, утаив улыбку в самых дальних уголках рта.

По-видимому, мишень найдена?

Быть может, впрочем, она бы так или иначе остановила свой выбор на этом парне — он так потешно выглядел, натягивая фартук официанта и с ошарашенным видом озираясь по сторонам. Но теперь, когда он застыл прямо напротив её столика с обезоруживающим остолбенением на лице, вопрос выбора уже не стоял.

Взгляд её молнией скользнул к табло наручных часов. Полдень без четырнадцати минут.

Цифры эти стоит запомнить.

В ушах её гулко застучало, а в груди поселился странный трепет. Всё, что она будет делать сейчас, — ненастоящее. Игра. Она даже помнить это будет потом лишь в блёклых тонах — можно ли ясно помнить то, чего никогда не было и что никогда не произойдёт?

Она облизнула отчего-то пересохшие губы.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Мне, пожалуйста, чашку кофе Latte, — облизнув губы, произнесла посетительница. Поколебавшись, добавила: — И одну зефиринку к ней.

Она улыбнулась. Так улыбнулась, что мои усыплённые было её безобидной внешностью подозрения на миг всколыхнулись вновь.

— В шоколаде или без?

Она застенчиво поправила очки. И как будто даже сглотнула слюну.

— С ним.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Проводив взглядом спешащего за заказом парня, она непроизвольно кинула ещё один взгляд на часы.

Мандраж сладкими волнами всё сильнее скользил по её телу, пронизывая её, кажется, с ног до головы, вынуждая сдвинуть под столиком колени.

Неужели каждый раз с нею происходит вот так?

— Молодой человек, — как бы в смущении кашлянула она, подняв взор на вновь вернувшегося официанта, — вас не затруднит немного побыть со мной? В это время суток в общественных заведениях бывает так одиноко. Кстати, меня зовут Дашей.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Она была красива, хотя и не особенно броской, не модельной красотой. Когда она держала в руке зефиринку, словно не решаясь надкусить, а взор её за очками мечтательно затуманивался, ею хотелось любоваться как одной из картин Луиса Ройо.

— Я действительно очень люблю читать, — заметила она своим по обыкновению негромким голосом, вновь поправив очки. — Прозу девятнадцатого века, поэмы По, а также фантастические романы окончания Жёсткой Эпохи. Причудливый парадокс, правда? — прозой принято именовать едва ли не всё, что не поэтично и выражается текстом, но при встрече со словом «проза» в повседневности вы можете ставить сколько угодно на кон, что имеется в виду не фантастика.

Даша чуть пригубила кофе. Мне нравилось, как она делает это, словно лаская губами край светлой перламутровой чашки.

Более того, мне нравилось даже, как она меня грузит, хотя кое-кто другой сразу же побежал бы строчить в сетевой шклог заметку об очередной Одухотворённой Деве с невпроворот богатым внутренним миром. Быть может, потому что я и сам в глубине души — тот ещё закомплексованный ботаник?

— Тут виноват аллегорический ореол, успевший сложиться вокруг слова «проза» к моменту появления фантастического жанра, — с чрезвычайно умным видом произнёс я. Жалея втайне, что на мне самом нет очков. — Под «прозаическим» понимали приземлённое, обыденное, опирающееся на факты.

Даша глянула на меня, продолжая лелеять губами кофейную чашку. Меж её приоткрытых губ проскользнул на мгновение краешек языка.

— Разве всегда легко отделить одно от другого, установить, что есть факт, а что есть фантазия? Разве не имеет, — здесь на миг её голос приобрел почти жалобные нотки, — то, что принято называть действительностью, своих скрытых, подпольных сторон?

Я ощутил, как её нога под столиком мягко касается моей ступни.

— Вот мы с вами, — тут в интонации её вкралась задумчивость, — два интеллигентных, культурных с виду молодых человека. Но разве в нас нет ничего такого, что мы могли бы захотеть утаить от всего мира?

Даша поставила чашку на столик и слегка наклонилась вперёд, продолжая поигрывать пальцами с её ободком.

Я чуть покраснел, осознав, что из-за невольного слежения за ними выгляжу извращенцем, уставившимся в слабо декольтированную область её салатовой маечки.

— Скажите, — произнесла она, облизнув губы, — разве у вас при взгляде на меня не появляется мыслей или желаний, которые некто поименовал бы запретными? Разве у вас не возникает в воображении образов, что сжигает обычно леденящий свет дня?

Ножка её переместилась чуть выше, касаясь меня уже на уровне икры, а то и колена. Чувствуя, как в брюках моих начинает происходить что-то смущающее, я помимо воли придвинулся ближе к столику — словно стремясь вжаться в него, вплавиться, проскользнуть под него нижней половиной туловища целиком.

Неужто это и есть Петля? Тогда меня даже не особо тянет противиться, хоть я и не знаю, на каком я её витке.

Я, в конце концов, всегда могу достать регр и вернуть всё на круги своя. Но что, если lustloop тут ни при чём, и я таким образом просто лишу себя величайшего приключения?

— Взгляните на меня, — почти промурлыкала Даша. Взгляд её с каждым мгновением становился всё более затуманенным, а действия её ноги под столиком — всё более бессовестными. — Вам бы наверняка хотелось вообразить меня без какого-нибудь предмета одежды. Без какого? Дайте волю фантазии, выпустите её на свободу.

Меж тем ступня её почти добралась до самого сокровенного. Мгновение — и каблучок слегка скользнул по натянутой изнутри молнии.

— Без какого именно предмета одежды вам бы хотелось в мечтах меня обнаружить? — Глаза Даши мягко сияли, почти пылая. — Смелее, Виктор.

Я смотрел, не дыша, на скромную девушку перед собой, в мыслях уже видя её голой, почти что раздевая её.

— Без... маечки, — с неожиданной даже для себя неловкостью хрипло выдавил я.

Почему нет, если уж всё равно называть что-нибудь? Верхняя половина её тела мне открыта больше всего и притягивает больше всего дум. Кроме того, маечка её плотна и, как знать, возможно, под нею вообще нет лифа?

Даша чуть отодвинулась от столика, что привело к исчезновению контакта меж её каблучком и молнией моих брюк, побудив меня невольно сдвинуть колени, будто пытаясь движениями бёдер на миг вернуть утерянное. Со странной мечтательной полуулыбкой она коснулась кончиками пальцев нижнего краешка маечки, открывшегося теперь моему взору во всей красе.

— Вот так? — Не дожидаясь ответа, она потянула край маечки выше, расширив дразнящую полоску живота меж ним и сероватыми шортиками.

Бдительно следя за выражением моих глаз, Даша подняла ещё выше край маечки, открывая нежный животик уже целиком, а с ним и нижнюю часть мягких чарующих бугорков. Мне бы окинуть сейчас ресторан взглядом — не следит ли за нами кто и не может ли быть неприятных последствий? — но я не в силах был оторваться от уготованного мне зрелища.

Мгновением позже руки девушки в очках пересеклись крест-накрест, пальцы её крепче вцепились в край майки, а ещё миг спустя оное одеяние просто спорхнуло с неё через голову, мягко спланировав на пол.

Даша улыбнулась вновь, с застенчивым видом проведя рукой по левой груди, по багровому соску, мимо тёмной родинки чуть выше.

— Странно, не правда ли?

Голос её был вкрадчив, он почти шептал, то падая, то снова взлетая вверх.

— Интеллигентная девушка полуобнажилась при всех, прямо в ресторане, на глазах у изумлённой публики. Ну и как тут понять, что явь, а что нет?

Э нет, милая, всё дело в том, что мы с тобою пребываем в lustloop — в создаваемой тобою прямо сейчас временной петле. Прежде я лишь смутно подозревал об этом, но теперь практически убеждён.

Ты в любой момент можешь обратить всё вспять, только вот едва ли я это тебе позволю. Пожалуй, помешать тебе применить твою волшебную коробочку — оставив навеки в воспоминаниях и истории всего мира тот факт, что ты бесстыже сидела посреди ресторана полуголая, — будет тебе хорошим наказанием за игры с моим либидо.

Но как уловить момент?

Даша наклонилась над столиком, холмики её грудей нижней частью почти касались столешницы, а ступня ноги метром ниже вновь приступила к коварным поползновениям.

— Они так реальны, правда? — Глаза девчонки за стёклами очков загадочно мерцали. — Их так хочется коснуться... потрогать их... провести по ним пальцами.

Не отводя от меня взора, эта бесстыжая особа, ещё недавно выглядевшая такой скромницей, снова коснулась груди ладонью. Пощекотала пальчиками левый сосок, на миг сжав, перевела руку правее.

Месяцеобразный золотой кулончик на её груди едва слышно звякнул.

— Они ведь так и притягивают, да, Вик?..

Голос её будто обволакивает мои мысли мягкой шёлковой паутиной.

— Д-да.

Кажется, это первая моя реплика за последние пять минут. Пять минут, которым суждено не стать?

— Смелее, Вик, — улыбается Даша.

Каблучок её ниже уровня стола выписывает ещё один жестоко-ласковый пируэт, а я, потеряв над собой даже последние останки контроля, вытягиваю руку вперёд...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Уголки её губ подрагивают, еле скрывая смех. Взгляд её касается табло-циферблата серебристых наручных часов.

«Как приятно ощущать себя стервой».

Пальцы её стискивают на миг месяцевидный кулон. Привычное чувство падения-провала в бездну, как будто пробуждение от кошмарного — или от эротического? — сна.

Улыбнувшись вновь своим думам, Даша отвела взгляд от официанта, спешащего за зефиром и кофе, после чего вызвала на экранчик часов программу для заметок, поставив там небольшую галочку на память — обидно ведь будет забыть, что первый этап Петли позади? — и поинтересовавшись текущим временем.

Одиннадцать пятьдесят восемь.

Теперь — заведём с официантом невинную неторопливую беседу, в этот раз вполне приличную и деловитую, не дразня его и не искушая.

Чтобы затем, в точно рассчитанную минуту, слегка наклониться к визави.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

...и ладонь моя через маечку крепко обхватывает одно из мягких трепещущих полушарий.

— Что вы делаете?

Даша вдруг отстраняется, в голосе её звенит гнев — хотя и звучащий почему-то слегка наигранно. Глаза её ярко блестят, но сердит этот блеск или ироничен — поди разбери.

Она сидит передо мной во вполне благопристойном одетом виде — всё правильно, с чего бы это ей сидеть посреди ресторана полуголой? — а её нервно подрагивающая рука ещё сжимает планшет, туристические фотоснимки с которого она мне вежливо предложила просмотреть минуту назад, при этом чуть наклонившись.

Пылая, я возвращаю ладонь к себе на колено.

Что это на меня нашло? Видел ли кто-нибудь? Официант вдруг ни с того ни с сего начинает лапать интеллигентную каштановолосую девушку, которая перед этим минут пятнадцать корректно расспрашивала его о ресторанном меню и обсуждала принятые в городе нравы.

Что хуже всего, у меня никак не получается прийти в норму. Брюки мои вздуваются шатром изнутри, я не смею даже поднять на собеседницу взгляд.

— П-простите... пожалуйста.

Лучше на неё не смотреть.

Лучше и вправду не поднимать на неё взгляд, иначе она снова нарисуется в воображении полуголой во всех деталях — примерно как мгновенье назад.

— Я не знаю, что со м... что со мной случилось.

Дышу глубоко и медленно, пытаясь возобладать над собой. Такое чувство, будто мы не беседовали только что на нейтральные темы, а занимались по меньшей мере чатовым сексом.

Ну а если и впрямь?

Из памяти всплывает полученная утром от себя заметка, припоминаются вновь подозрения не такой уж и большой давности. Хотя суховатым своим разговором девчонка эта вроде как сумела благополучно усыпить их.

Несмело приподнимаю глаза.

Даша не смотрит на меня, взор её опущен в чашку кофе. Нижняя её губа слегка подрагивает, указательный палец выводит круги около ручки чашки. Выражение её лица — рассеянно-грустное.

«Я надеялась, что в новом городе и люди будут другими. Не такими навязчивыми», — вспоминается мне произнесённая ею фраза, когда она рассказывала о причинах, побудивших её родителей выбрать для переезда Интервиль. В прежнем месте обитания, возможно, за плечами её осталась не одна и не две смущающих её истории.

Лицо моё обжигает краской стыда. К чему я валю всё с больной головы на здоровую, приписывая ни в чём не повинной интеллигентной девушке собственную похоть?

— Вы не так уж и виноваты, Виктор, — меланхолично произносит она, продолжая лелеять кончиком пальца ручку кофейной чашки. — Я уже успела удостовериться, что от судьбы не уйти. У всех свои инстинкты. Почему вы должны быть лучше иных?

Кажется, это только что был шах и мат?

— Сядьте, пожалуйста, рядом, — строго добавляет она, глядя на меня через линзы своих квадратных очков. — Я бы всё же хотела показать вам свои снимки Новосибирска... при условии, что вы будете держать себя в руках.

Сглатываю вязкую слюну. Сдвигаю вбок стул, втайне чувствуя облегчение оттого, что уже могу привстать, не боясь раскрыть некоторые детали своего состояния.

— Не все знают, что в Новосибе лишь часть домов и сооружений можно отнести к условно новым, — говоря это, Даша чуть поправляет очки, выглядя в этот миг трогательно и беззащитно. — Есть своего рода Старосибирск, центральное ядро из зданий древней архитектуры, сооружённых ещё в двадцатом веке, если не раньше.

Палец её вслед за дужкой очков касается поверхности планшета, вызывая на экран один из панорамных альбомов.

— Это — развалины старой атомной электростанции, где добывали энергию с помощью деления ядер урана, — понижает голос Даша. Кончик её пальца указкой странствует по экрану. — Метод эффективный, но довольно грязный, хотя альтернатив ему до изобретения чистого термояда не было.

Колено её под столом касается моего колена. Я на миг перестаю дышать, с одной стороны — загипнотизированный глубоким голосом собеседницы, а с другой стороны — вдруг поймав себя на странной полугрёзе-полужелании о плавно поднимающемся снизу вверх к моей промежности каблучке.

— Тут располагалось здание Партисполкома, где проходили съезды высших руководителей партии, где решались некоторые из областных вопросов, где разоблачались культы личности и осуждались молодёжные субкультуры, — медовым голосом продолжает она. — Говорят, что однажды на одном из съездов тут даже видели Ленина.

Я вдруг ощущаю под столом нечто новое и незнакомое. Что это, её рука лежит на моём колене?

— А здесь, ближе к центру, располагается старинный кинотеатр, пользующийся репутацией очага фривольных знакомств и нескромных развлечений. — Даша уже почти шепчет, голос её стихает временами до мягкого шелеста, меж тем как ладонь её медленно, но верно движется в веками испытанном направлении. — Именно в нём... сразу после падения Железного Занавеса... впервые поставили «Эмманюэль-3»... и именно в нём мои дед и бабка впервые познали друг друга... на задних сидениях во тьме кинозала...

Она замолкает, тяжело дыша. Молчу и я, чувствуя, как брюки мои готовы лопнуть изнутри, хоть пальчики Даши так и не сделали последнего рокового шага.

— Виктор, — помедлив, произносит она. — Помните, я недавно говорила вам, что у всех существуют инстинкты?

— Да, Даш...

Лицо моё просто полыхает огнём.

— Так вот, Виктор, инстинкты не всегда плохи. — Ладонь её приподнимается чуть выше и слегка прижимается к ткани брюк, тут же расслабляясь. — Добро и зло есть в людях, в их выборе, в их поступках и отношениях. Но не в инстинктах.

Пальчики тихони-заучки в очках, решившей вдруг прочитать мне лекцию о моральном релятивизме, движутся всё быстрее.

— Вам нравится выбор, который я сейчас совершаю, Виктор? — вдруг спрашивает она. Глаза её безумно блестят.

Я набираю в грудь воздуха...

— Да.

Губы Даши раздвигаются в улыбке, она рассматривает меня словно тарелочку с шоколадным зефиром. Что за стихию я разбудил в скромной с виду отличнице, не там обхватив её?

— У меня есть фотоальбом, который я обычно никому не показываю, — вкрадчиво произносит она. — Никто не знает о нём — ни мои родители, ни одноклассники, ни даже друзья. Там изображена я. Вся я, целиком.



Палец её свободной руки стремительно движется по поверхности планшета, выводя столь сложный жестикулярный пароль, что я бы всё равно не сумел запомнить его.

Виды Новосибирска уступают место новому альбому, от которого мне видна лишь относительно скромная обложка — но даже она, изображая Дашу в тонком алом нижнем белье, уже намекает на кое-какие возможности и дразнит фантазию.

— Вы хотите... увидеть его, Виктор?..

— Хочу, — выдыхаю я. Чувствуя, как голова моя идет кругом и как весь мир темнеет передо мной. От отлива крови, видно?

Глаза её, кажется, сияют прямо напротив моих.

— Какой вы бы хотели... увидеть меня?

Я недоумённо моргаю.

— Освободите фантазию, — шепчет она, — вообразите себе, что вы... набираете запрос в Google, где вам требуется выбирать снимки Дашки лишь по нескольким признакам из бездонной базы... выражая прямо свои нескромные пожелания... озвучивая грёзы как они есть.

Ресницы Даши иронически вздрагивают.

— Как бы вы обозначили то её фото, что хотите увидеть? Помните, что я сказала вам, Виктор, — лукаво прибавляет она, — плохих инстинктов нет.

Мне неимоверно сложно сосредоточиться на смысле её слов, уловить суть. Что это, какой-нибудь хитрый тест?

— Не стесняйтесь выражаться коротко, — выдыхает Даша. Наклоняясь чуть ближе к моему уху. — Коротко или... или грубо.

Рука её уже почти открыто подныривает под поясок моих брюк. На миг помедлив, словно бы в изумлении, — ввиду жары я редко ношу под джинсами плавки? — пальчики мечтательной тихони в очках касаются моей кожи.

— Н-ну... я бы хотел увидеть ф-фото Дашки... голой, — слетает с губ моих словно само по себе, меж тем как в горле моём куском рафинада встаёт сладкий ком. — Фото... Дашки без одежды. Вообще.

Вытолкнув это, на мгновение я зажмуриваюсь. Ты хотела ведь, чтобы я это произнёс, не правда ли? Тебя возбуждает это?

— И всё? — взлетают загадочно дуги бровей над сверкнувшими молнией глазами.

Я пытаюсь сглотнуть ком. Тщетно.

— При подборе слов для поисковика вы... ввели бы только лишь это? — как ни в чём не бывало взмахивает ресницами она. — Вообразите, что я киноактриса... или порнозвезда... что вам точно известно о биллионах снимков со мною во всех немыслимых позах и извращениях. Что тогда вы ввели бы в окошко поиска, Виктор?

Глаза её смеются, меж тем как кончики её тонких музыкальных пальцев — неимоверно садистским образом — то чуть-чуть касаются напряжённой как камень плоти, то на миг освобождают её.

Словно бы намекая на что-то?

— Я бы вбил в поиск фото... Дашки... — вновь безвольно выдыхаю я. Снова набирая воздуха в грудь для новой фразы. — Г-голой, ласкающей себя... при помощи водяного душа...

Щёки мои горят, дыхание почти остановилось, я чувствую себя идиотом — и смертником одновременно. Сейчас мне кажется, что даже первоклассник набрал бы в строке сёрфинга что-нибудь более оригинальное.

— Вы обычно так прямо и набираете в поисковике — ласкающей себя? — чуть наклоняет Даша голову набок.

Глаза её уже не просто смеются — в них сотней иронических протуберанцев мечется хохот.

— Н-нет...

— Как тогда вы выразили бы своё желание, Вик? — вскидывает брови она, выражая лёгкое недоверие.

Кончики её пальцев, приунывшие было на миг, движутся всё быстрее и всё стремительней. Порою делая паузу, но тут же возобновляя игру.

— Увидеть фото Дашки... голой. Дашки... м-м... мастурбирующей...

Я ли это говорю?

Одухотворённая и застенчивая девушка в интеллигентных очках — та, с кем я познакомился не далее получаса назад, кто исхитрилась за эти полчаса взять меня в оборот и в скабрёзных фантазиях о ком я уже успел признаться? — заглядывает мне прямо в глаза. В уголках её рта таятся смешинки.

— Вы действительно хотите этого, Виктор?..

— Хочу, — вылетает из меня.

О небеса, мне уже всё равно, петля это или магистральный временной поток, явь или сон.

— Скажите это ещё раз. — Свет в её глазах разгорается всё ярче и ярче. — Чётче.

Тебя заводят грязные, клишированные обороты порнографических сайтов?

— Я х-хочу, — как в тумане опять произношу я, захватив в рот перед этим побольше воздуха, — увидеть фото Д-дашки... г-голой, мастурбирующей при помощи вибратора-самотыка... с другим вибратором, торчащим из неё позади.

На миг меня вновь обжигает огнём, но в глазах Даши почему-то не видно отвращения. Они меж тем уже не просто мерцают — они горят. Почему в оттенках этого пламени мне мерещится нечто стервозное, нечто затаённо-мстительное?

— Повторите это ещё раз, Виктор. — Она облизывает губы.

Я повторяю это ещё раз, сражаясь с дрожащим голосом.

— Ещё раз, Виктор.

Она еле слышно хихикает. Касания её нежных, игривых, шаловливых пальчиков почти сводят меня с ума.

Я, стараясь не сбиться, повторяю вновь.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Знакомое чувство провала-падения в никуда.

— Это — развалины старой атомной электростанции, где добывали энергию с помощью деления ядер урана, — услышала, словно со стороны, Даша свой собственный голос. Ощутив под пальцем гладкую поверхность планшета. — Метод весьма эффективный, но грязный, однако альтернатив ему до изобретения чистого термояда не было.

Она рассеянно улыбнулась, чуть прикусив губу, чтобы не забыть, что очередной этап Петли позади.

Краткий взгляд на табло наручных часов. Интересно, сколько раз за все версии сегодняшнего дня она уже кидала его туда?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Пенсионер Пётр Ильич лениво передвинул фигурку дракона с одной клетки на другую.

Ему нравилось посещать по вечерам и в обеденные часы это уютное заведение. Нравился зеленовато-солнечный оттенок стен, нравилась льющаяся отовсюду негромкая музыка, нравился шанс померяться умом в стратегических играх со своим давним затрапезником, Ильей Семёновичем.

Ему нравилась и ненавязчивость местной прислуги, исчезающей почти сразу же после приноса заказа. Сейчас официант — ещё совсем мальчишка, насколько мог видеть Пётр Ильич? — обихаживал клиентку примерно своих лет, явно распушив перед нею все свои переливчатые павлиньи перья. Они сидели друг напротив друга и, судя по доносящимся до Петра Ильича фразам, обсуждали виды Новосиба.

Тем временем девчонка в очках придвинула планшет ближе, повернув его так, что на миг пенсионер заметил изображение какого-то золотого купола. Голос её вкрадчиво понизился, позволяя Ильичу разобрать лишь часть реплики. Кажется, она спрашивает, объекты какой архитектуры парню хотелось бы рассмотреть?

Парню почему-то вдруг бросилась в лицо кровь, он сдвинул под столиком колени, а глаза его воровато заблестели.

Ответ его не сразу дошёл до ума пенсионера.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

На некую долю секунды, на исчезающе малую долю мгновения Даша помедлила, залюбовавшись вдруг раскрасневшимся лицом Вика, его пылающими глазами, капельками пота, выступившими на его лбу. «Как приятно созерцать превращение парня в умирающую от похоти, утерявшую последние крохи ума, лишившуюся останков самообладания марионетку».

Она знала, что многие осуществляли lustloop куда менее заковыристым и трудозатратным путем. Одна девчонка из Мировой Паутины, по её словам, просто устраивала перед мишенью нечто вроде развратного стриптиз-шоу с поочерёдным принятием различных чарующих поз — стирая впоследствии все этапы оного шоу из истории и из памяти парня напротив — и даже сей незатейливый метод приводил порою к забавным результатам, заставляя объект опыта преисполниться неизъяснимой похоти буквально на ровном месте.

Некоторые робкие девушки, стесняющиеся даже подумать о подобных действиях в Магистральном Временном Потоке, вынуждали таким способом парня первым заговорить с ними. Заговорить — или совершить нечто намного более дерзкое.

Дашу, однако, забавляли вещицы погорячей.

Она помедлила миг — и ладонь её на стремительной скорости коснулась лица незадачливого официанта.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Щёку мою словно обжигает огнём.

— П-простите. — В глазах у меня почему-то стало темно. От стыда? От отлива крови? — Я не хотел... не имел... То есть, это не то, что вы...

— Вы перешли всякие границы, Виктор. — В таком спокойном и будничном ещё недавно голосе Даши звучит холодная сталь. — Если вы неспособны держать при себе свои непристойные фантазии, вам следует избегать появления в приличном обществе.

Дыша шумно и тяжело, весь дрожа, я сдвигаю колени под столиком плотнее — чувствуя при этом едва ли не физическую боль. Мозг помимо воли прокручивает опять и опять только что изречённое мною — фото собеседницы в каком стиле мне сейчас захотелось увидеть? — образ этот терзает меня опять и опять, достигая галлюцинаторной чёткости.

Lustloop?

Я никогда не чувствовал ничего подобного, хотя, чего греха таить, фантазии бывали разными.

Но — ухватить ни с того ни с сего малознакомую застенчивую девушку за грудь? Сознаться вдруг в желании узреть её фото в таком виде, что стыдно и вспомнить?

Продолжая холодно рассматривать меня словно некую инфузорию — мне показалось, или во взгляде этом мелькнула искра затаённого торжества? — Даша неторопливо выпрямляется, вставая со стула.

— Прощайте, молодой человек. Я надеялась, что хотя бы тут, в международном агломераполисе, мне не придётся встретиться с провинциальной пошлостью.

— Постойте...

По-моему, я тоже выпрямился, хотя и не вполне понятно, как. Перед глазами у меня до сих пор стоят огненные круги.

— Не уходите...

Я что, хочу её остановить?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Вы что-то хотите сказать, молодой человек?

Даша чуть склоняет голову набок, украдкой любуясь состоянием жертвы. Передняя прядка волос насквозь взмокла, ноги шатаются, брючная ткань только что не разрывается изнутри.

— Или вы, — она едва уловимо улыбается, — чего-либо желаете от меня?

Делая шаг вперёд, один короткий шаг вперед и немного в сторону, в обход ещё недавно разделявшего их столика, она касается кончиками пальцев натянутой до предела ткани. Слегка придавливает ладонь к брюкам и нежно обводит ею раскалённый бугор.

— Чего?

Пальцы её замирают на пару мгновений, словно прислушиваясь к готовящемуся извержению.

— Говорите же, не стесняйтесь.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Вам что-то от меня нужно, молодой человек? — сверкают искрой насмешки её глаза.

Нет, она продолжает стоять напротив меня, отделённая от меня столиком, я же чувствую, что начинаю сходить с ума.

Её рука...

Галлюцинаторно чёткое ощущение её желанной ладошки, её гибких пальцев, тёплых и ловких, в самом запретном месте.

Это морок, небыль, фантом, но...

Я застонал.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Что вы делаете?

Даша театрально вскидывает брови. Только бы не засмеяться. Это один из самых сладких моментов Петли, память о которых так трудно потом удержать.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Что я делаю?

Лицо моё снова обжигает огнём, хотя на этот раз не от пощёчины. Под действием невинного вроде вопроса до меня дошло, чем я сейчас — при всём ресторане? — занимаюсь.

Рука моя отдёргивается от брюк, глаза девчонки передо мной открыто сияют торжеством.

Lustloop или нет? Можно уже не гадать.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Пожалуйста.

В глазах бедолаги стоит уже даже не то что просьба — мольба.

— Не надо...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Чего не надо, Виктор? — невинно уточняет эта садистка, эта извращенка, вновь с театральным видом вскидывая брови.

Знать бы, что за мысли скрываются за её безмятежным, лучезарным взглядом?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Как сладко манипулировать этими лопающимися от избытка тестостерона существами. Как приятно протыкать иглой похоти пузырь их чувства собственной важности, пробивая апломб, выводя на чистую воду их подлинное нутро — их вожделение, их жаркую ненасытную страсть ко всему и вся, их разрывающие брюки изнутри порнографические грёзы обо всех вокруг, включая застенчивую девчонку в очках, в каком бы то ни было влеченьи к которой эти соревнующиеся за статус альфа-самцы никогда не признались бы вслух в кругу себе подобных, дабы не уронить престижа.

Некогда — кажется, лишь год назад или два? — Даша трепетала от одного взгляда какого-либо симпатичного парня с гордой осанкой, сразу же заливаясь румянцем.

Ныне ей смешно было даже вспоминать о том, сколь высокий пьедестал она отводила некогда мнению о ней этих бидонов с гормонами. Коих достаточно лишь поманить пальчиком — и они потеряют последние крохи рассудка.

Как знать, не мстила ль она столь своеобразным образом за свой былой стыд, за полузабытые смешные неудачи, развлекаясь при помощи регра с парнями и заставляя пылать от стыда теперь уже их?..

Суть ведь даже не в регре, не во всевластии, предоставляемом этим эрзацем волшебной палочки.

Что есть регр?

Так, не более чем эффективный и простой способ избежать далеко идущих последствий «мановения пальчиком». Способ, устраняющий оковы ответственности и открывающий поле для опытов.

То, что дало Даше шанс выяснить правду.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Тупик.

Она поймала меня, обыграла, обставила, пусть даже и неясно как, ведь я знал заранее об опасности — но всё равно как-то покорился её распаляющим действиям на предыдущих витках Петли?

Провал.

Теперь не остается ничего, кроме как перезагрузить ситуацию с нуля, переиграть всё произошедшее, вернуться вновь в то злополучное утро и вновь попытаться оставить самому себе предупреждающее сообщение — надеюсь, на этот раз оно выйдет более полным?

Со странным сожалением — мне не слишком охота признавать проигрыш, или же дело в чём-то ином? — я тянусь почти вслепую к правому переднему карману брюк, пытаясь преодолеть ещё стоящие перед глазами огненные круги, проникнуть пальцами за складку джинсовой ткани и коснуться металлической поверхности регра. Чтобы, пробудившись наконец от эротического сна о Неслучившемся, сделать предстоящее небылью.

Но хрупкие пальчики Даши стискивают её месяцевидный кулон чуть раньше.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Вот, значит, как.

Даша в задумчивости прищуривается, окидывая взглядом парня, снова переживающего первые мгновения шока после её пощёчины. Пальцы её несколькими незаметными движениями касаются табло часов, оставляя понятные лишь ей одной заметки.

Что ж, двинемся привычным маршрутом — разве что ещё менее скромным. Какую там фразу далее по сценарию ей следует произнести?

— Вы перешли всякие границы, Виктор. — В этот раз, несмотря на все старания, она не в силах подавить в голосе мурлыкающие нотки. — Если уж вы не в состоянии держать свои порнографические фантазии при себе...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Подождите!

Я что, хочу её удержать?

— Постойте...

Только что вставшая, уже полуотвернувшаяся было от столика Даша останавливается, окидывает меня снизу доверху насмешливым взглядом.

— Вам что-то от меня надо, молодой человек? — фраза эта так и бьётся эхом о стены моего мозга, вызывая ощущение deja vu.

Помедлив, она вытягивает руку вперёд. Ладонь её касается материи моих брюк странно знакомым жестом, весь организм мой словно передёргивает сладкой судорогой.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Приопустившись на корточки, Даша — интеллигентная девушка в очках, вдруг вставшая при всех на колени перед официантом прямо посреди ресторана? — неспешно касается пальцами язычка молнии его брюк.

Блестящий металлический лепесток плавно съезжает вниз.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Дыхание её обжигает потаённые уголки моей бунтующей плоти, кончик её носа почти щекочет меня там, я ощущаю себя на краю безумия.

— Чего вы от меня хотите, Виктор?

Голос её почти шепчет, глаза — я не вижу их, но почти убеждён в этом, — блестят.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Скажите это, Виктор. Чего вы хотите, чтобы я — здесь и сейчас — сделала?

Жертва трепещет, подобно мотыльку, приколотому булавкой к картону. Сравнение это заставляет Дашу чуть улыбнуться.

— Ну же, Вик.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Прошлое, настоящее, будущее — всё смешалось и спуталось в моей голове, обратившись клокочущей кашей без концов и начал.

Я догадываюсь смутно, чего ради она задаёт мне этот вопрос, как и догадываюсь теперь, что повернуло мой язык выразить извращённые пожелания относительно её фото, но разве я могу хоть что-нибудь с собою поделать?

Губки Даши меж тем, кажется, почти касаются моей крайней кожи, влажным холодком елозя вокруг.

Жмурюсь, стискиваю до боли пальцами край столика рядом — чувствуя, что иначе рискую упасть.

— Смелей, — выдыхает она.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Чего-чего вы от меня хотите, молодой человек? — деланно хмурится Даша, переступая с ноги на ногу. Всем великосветским тоном своим изображая, будто не различила похабщины, только что слетевшей с уст парня, стоящего по другую сторону столика, будто не замечает его бледного вида и до скрипа стиснувших столик пальцев.

Незадачливый гарсон почти теряет равновесие.

— П-пожалуйста... — приоткрываются в ещё одной тщетной мольбе его губы.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Регр?

Он в правом переднем кармане моих брюк. Но я не могу, не хочу, не в силах его теперь применить — и интуиция неясно подсказывает, что это всё равно уже мне не поможет.

Скрыться?

Блеск её глаз дразнит меня, я кончусь, взорвусь, сойду с ума, если покину этот отрезок времени и пространства.

Так и не сделав того, по чему изнывает всё моё тело, так и не стерев улыбку с этих дерзко подрагивающих губ и не выбив искры смеха из её отстранённого взгляда, не разорвав на ней эту зеленоватую маечку и не стиснув вновь эти нежные манящие холмики, скинув вниз эти сероватые шортики и раздвинув силком эти пухлые бёдра, войдя в неё, проникнув, вонзясь в неё шампуром изнутри и разорвав в клочья её нежную плоть...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Объект дозрел.

Даша ощущает это по его вдруг изменившемуся взгляду, по его остановившемуся на пару секунд дыханию, по его расслабившимся — и тут же снова напрягшимся — пальцам.

Кульминация.

Рука её касается цепочки золотого кулона, подбираясь ближе к блестящему нашейному украшению.

Вернуться назад к мгновению входа в ресторан, заказать кофе и зефир, но ни в какие беседы ни с кем не вступать, как ни в чём не бывало попивая бодрящий напиток и любуясь интерьером? Чтобы получасом позже — в минуту, соответствующую текущей? — как бы невзначай подвернуться официанту на глаза, окликнуть его или заговорить с ним, как раз в тот самый миг, когда Волна Возвратного Времени затопит его мозг и по загадочным законам хронофизики он ненадолго окажется под властью чувств перечёркнутого прошлого.

Что потом?..

Уголки губ Даши вздрагивают в улыбке. Официант, ни с того ни с сего вдруг насилующий посетительницу, всего-навсего обратившуюся к нему с невинной просьбой принести чай?

Сюжет для бульварной прессы.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Прежде чем пальчики этой стервы, этой мечтательной тихони в очках, этой богини похоти и разврата успевают коснуться золочёного кулона на груди — откуда у меня эта буря неясных зябких предчувствий? — я делаю шаг вперёд и первым дотрагиваюсь до украшения.

Она чуть вздрагивает — глаза её округляются в выражении странной беспомощности.

Пальцы мои стискиваются почти до боли. Слышится отчётливый хруст.

«Эти новые регры так непрочны».

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

С губ Даши невольно слетает боязный выдох.

При малейшем повреждении в оболочке тонкие схемы регра химически самоуничтожаются. Говорят, первым их моделям не был страшен ни потоп, ни жар, ни гидропресс, но массовое производство вносит свои поправки. Как бы ей не пришлось отчитываться за испорченный образец?..

Ладонь разгорячённого официанта тем временем проскальзывает ей под маечку, кончики его пальцев щекочуще холодят её кожу.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

«Если кто-нибудь из нас двоих и воспользуется миниатюрной машинкой времени, то это буду я».

Пальцы мои змеёю переползают по бархатным полушариям, исследуя, изучая заострившиеся отчего-то бугорки, жадно стискивая местами мягкую плоть.

«Но не раньше, чем получу желаемое».

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Руки парня пред нею стремительно перемещаются вниз, к уровню её талии; прежде чем Даша успевает сообразить что-либо, её сероватые шортики уже спущены до колен — и отсутствием белья на ней может наслаждаться половина завсегдатаев.

По бёдрам её, по укромной глубинке меж ними проходит дрожь приятного возбуждения.

Почти как тогда, в предшествующих Петлях Похоти, ныне почти полузабытых?

— Что вы делаете, Виктор? — подпускает в голос испуга она.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Руки вверх, — рычу я на неё, подступая вплотную и ухватив майку за край.

Даша, помедлив словно бы в страхе, подчиняется. Глаза её почему-то сверкают при этом как две звезды.

Маечка слетает с неё со скоростью падающей занавески, обнажая её тело перед всем рестораном.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Тебе ведь это нравится, правда? — Ещё недавно никто и помыслить не мог, что в голосе благовидного юного официанта могут прозвучать подобные нотки. — Стоять вот так вот, при всех?

— О ч-чём вы... — она позволяет голосу упасть.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Сучка.

Делая ещё шаг, я прижимаюсь губами к уголку её рта, резко смещаю голову вниз, целуя, кусая её подбородок, шею, мочку левого уха.

— Стерва.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Не надо, Виктор, — выдыхает она, трепеща всем своим телом.

Отстранившись верхней частью тела в меру сил, Даша как бы невзначай прижимается к парню плотнее бёдрами. Даже через ткань его брюк она ощущает безумно вздувшийся бугор.

Полуотступая на шаг — вместе с обхватившим её чуть ниже талии официантом — она почти касается ягодицами поверхности стола позади.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Надо, — не менее жарко в ответ выдыхаю я.

И опрокидываю её на столик.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Будто в сражении, в смятении борьбы с насильником Даша выбрасывает руку вперёд, тщась удержать, остановить...

Пальцы её упираются в его бедро, ладонь как бы нечаянно соскальзывает вниз — кто знает, почему пуговица на его брюках вдруг расстегнулась, а язычок молнии словно сам по себе съезжает вниз?..

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Звон посуды, падающей со столика.

Жаркое тело подо мною, тесно сжатые вокруг моей поясницы бёдра, тонкий приглушенный стон...

Запах корицы.

Аромат, источаемый её каштановыми волосами, опьяняет, дразнит, практически сводит с ума...

Войдя в неё, вторгнувшись меж её сладких бёдер и нанизав на себя её плоть словно мясо на вертел, я движусь всё стремительней и всё неукротимей, мне плевать на все голливудские стандарты и на полицию нравов, плевать даже на мистера Уинтера с уставом его кафе, мне хочется разорвать эту девчонку изнутри, вынудить её застонать, заставить интеллигентное личико её исказиться и услышать слетающий с её уст крик.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Даша выгибается дугою назад, чувствуя, как колени её невольно раскидывает в разные стороны, а квадратные очки падают на скатерть столика.

Вниз на пол слетает очередная ложка.

Шар обжигающего огня как будто взбухает алым острым бутоном меж её ног, опаляя взрывом Сверхновой, щекоча раскалёнными языками пламени её нутро, терзая, мучая её плоть, вынуждая раскрыться опять и опять её рот в попытках кричать.

Она захватывает в грудь всё больше и больше воздуха, сладкого до тошноты, пытаясь понять, отчего, от какого это звука так звенит в её ушах.

Неужто это прозвучал её стон?..

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Я поцеловал ещё раз меж подбородком и шеей эту стерву, фею, прижимая её всем телом к столику.

— Сучка, — снова хрипло прошептал я.

Ныне, когда зуд первой похоти был удовлетворён, я даже ощутил к ней некое подобие нежности.

Она пыталась меня развести, использовать, поиздеваться надо мною в своих интересах, — но она более чем сполна расплатилась за это. Произошедшее понравилось нам обоим, и плевать, что кто-то уже вызывает полицию, — время всегда можно будет обратить вспять.

Но как же талантлива она была?

— Знаешь, — неловко шепнул я, уткнувшись кончиком носа в её пушистые волосы, — в тебе что-то... есть. — Веки мои расслабленно опустились. — Ты... классная, на свой лад.

— Ты тоже.

Её насмешливые интонации вынудили меня мгновенно распахнуть глаза.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Пальцы Даши вынырнули из правого переднего кармана его полуспущенных брюк, сжимая небольшой серебристый цилиндрик.

На мгновение они помедлили — словно предоставляя парню шанс попрощаться с бесценной безделушкой — после чего беспощадно стиснулись.

С хрустом.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Мозг мой со скоростью молнии прокрутил и реконструировал в памяти только что состоявшееся.

Вначале — я на глазах у всего заведения ни с того ни с сего лапаю спокойно разговаривающую со мною девчонку в очках. Затем — довольно громко прошу у неё скабрёзное фото, когда она невинно интересуется, какой пейзаж Новосиба я бы хотел рассмотреть. Потом — перехожу к открыто непристойным требованиям и действиям, когда она собирается уходить, а в итоге прямо при всех срываю с неё одежду и насилую её на столе.

Так это выглядело для посетителей ресторана. Так это выглядело и для меня самого — но я-то, зная о Петле, могу хотя бы смутно догадываться о произошедшем за кадром, меж тем как случайные свидетели случившегося не могут и этого.

Я в западне.

Что меня ждёт? Полицейское разбирательство, суд, а в перспективе — тюрьма. Ну, или колония, если в Интервиле, как в Штатах, за «совершеннолетних» считают лишь старых двадцатиоднолетних дядек?

Родители могли бы избавить меня от этой участи, но к тому времени самое страшное уже произойдёт, ибо самое страшное — это как раз разговор с ними.

Ходят слухи, что в некоторых полицейских управлениях стоят стационарные универсальные регры — при посредстве которых преступника уговаривают «взять преступление назад».

Но, опять же, пока до этого успеет дойти...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Даша любовалась оттенками смятения, бегающими по его лицу, любовалась игрою чувств в его глазах.

— Страшно?

— Иди ты...

Она увидела, как рука его приподнялась, будто в попытке замаха. И тут же — вяло обвисла.

— Стерва, — обречённо выдохнул парень, снова полуприкрыв глаза и безвольно уронив голову ей на грудь. — Но всё равно... классная.

Она ощутила, как губы его — каким-то странным движением, печальным и нежным в то же самое время, — касаются её правого пунцового бугорка. Ощутила — и не без удивления уловила в себе нечто вроде слабо тлеющей искры возбуждения.

Неужто огонь этот ещё не был потушен в ней?

— Мммм. — Она облизнулась, чувствуя, как у неё пересохло во рту. — Скажи, а ты бы не мог... перенести губы ниже?

Парень вновь приподнял голову и несколько секунд без единого слова смотрел на Дашу, заставляя её покраснеть. После чего — по-прежнему не произнося ни слова — уткнулся лицом прямо в её нежный живот.

Чувствуя, как губы его ласкают её плоть, как кончик его языка странствует по верхним уголкам её наморщенного треугольничка и не спеша переходит к нижнему, Даша раздвинула коленки вновь, расслабив в то же время опёршиеся о скатерть столика локти и отдавшись волнам бесстыжей неги.

«Стерва».

Что да, то да. И сейчас ей, как никогда, было приятно ощущать это.

«Так использовать чувства изведённого, в мыслях уже видящего себя за решёткой парня».

Скользкий влажный язык проник в неё глубже, заполоняя её целиком, поигрывая с нею, дразня. Она застонала, зажмурившись и невольно упёршись пальцами в стол от наслаждения.

Какие тактичные в этом кафе посетители. Полицию вызвали, но в ситуацию не вмешиваются, событиям не мешают. Быть может, это доказывает, что в Интервиле европейский менталитет?..

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Хороший мальчик. — Она нежно поцеловала меня в левую бровь.

Ударить её?

Нет. Это ничего не изменит. К тому же... я вовсе не хочу бить её, эту злодейку.

— Знаешь что, — шепнула она мне прямо на ухо. Помолчала таинственно некоторое время, позволив ощутить её жаркое дыхание. — Представь, что у меня дома мог бы быть второй регр, настроенный на меня. Представь... что я могла бы успеть до него добраться, прежде чем... тебя повяжут всерьёз.

Я чуть отстранился. Снова несколько секунд разглядывая её тёплые, смеющиеся глаза.

— Хочешь?

Я почему-то всмотрелся пристальней в чёрточки её лица, будто пытаясь запомнить их, пропитаться идущим от её волос ароматом корицы.

— Это значит... всё произойдёт заново. Или не произойдёт вообще. Я не буду знать, кто ты. Ты... будешь в общих чертах знать, кто я, но...

— Ты бы хотел познакомиться со мною? — Ресницы Даши чуть дрогнули. — В реальности, по-настоящему, в магистральном временном потоке?

Конечно, магистральный поток — это не более чем выражение. Нет и не может быть никакой надёжной магистрали, пока все вооружены реграми.

— Хотел бы.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Парень — Виктор, напомнила она себе его имя? — смотрел на неё непередаваемо грустным взглядом. Как будто пытаясь вычислить по её глазам, кто он для неё — одноразовая игрушка, образчик для опытов, объект садистских экспериментов?

Даша облизнула губы. Действие это напомнило ей кое о чём, почему-то вызвав неловкость.

— Я бы могла познакомиться с тобою заново и рассказать тебе предысторию. — Она строго смотрела на него и лишь на него, игнорируя сигнальные огни полицейской машины у дверей ресторана. — Но ты должен пообещать мне кое-что сделать. Сосредоточься на этом, чтобы не позабыть в первые же секунды, когда время обновится.

Она наклонилась вновь к его левому уху, перейдя на сладкий вкрадчивый шёпот.

— Но... — глаза Виктора округлились.

— У меня к этому времени ещё будет мой старый регр и я смогу снова всё обратить.

Даша невольно усмехнулась: «ещё будет» — одно из типичных словосочетаний при хронопарадоксах.

— И потом, — глаза её блеснули, — ты же вроде бы сам называл меня стервой?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Я рассматривал с чувством странной тоски, как она натягивает шортики и маечку, как она движется к стеклянным дверям ресторана, как она бросает вышедшему из машины полицейскому несколько слов. Быть может, обещая явиться ради показаний позже, а ныне ссылаясь на происходящий дома завал, обвал и извержение тридцати девяти вулканов?

Хотя она вполне могла сказать ему полуправду о намерении применить регр. Формально их до сих пор полагается считать несуществующими — иначе та же полицейская машина прибыла бы значительно раньше. Неформально о них знают практически все — и едва ли полицейский запретил бы девушке это.

Вытянув руки вперёд, я позволил вошедшим стражам правопорядка защёлкнуть на них наручники.

В уме моём юркой спиралью рулетки прокручивались последние Дашины фразы.

Стерва.

Садистка, которой нравится повелевать?

Это ощущается по всему, это чуется по всей произошедшей истории с самого её начала, едва ли не все Петельщицы таковы. Но почему же я так хочу разузнать побольше о ней?

Неужто я и впрямь собираюсь пойти на поводу у этой вуайеристки, этой извращенки, причём отрезав себе заранее все пути к отступлению и даже не будучи под гормонами Петли?

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Кончик языка Даши коснулся мороженого с карамельным сиропом, а взгляд её — в очередной раз — коснулся табло наручных часов.

Осталось, кажется, всего четыре минуты?

Пробыв в ресторанчике уже около получаса и не вступая ни с кем в разговоры, она начала было уставать от столь бездеятельного времяпровожденья. Но наспех составленные заметки и бережно сохранённые клочки deja vu подсказывали ей, что вскоре может произойти кое-что интересное.

Смывая карамель с языка, Даша отгубила немного лимонного лимонада.

Чуть-чуть.

Вот и незадачливый юный гарсон — Виктор, так вроде бы говорилось в её заметках? — спешащий к новым посетителям с грузом в виде тортика на подносе. Она полуприкрыла глаза, оживляя в памяти тусклые отблески Неслучившегося.

Отблески выглядели романтичными.

Даша открыла глаза, вновь устремив их в сторону наручных часов.

Пора, кажется?

— Простите, — рука её взлетела вверх, привлекая внимание официанта, полуобернувшегося от заказавших тортик посетителей на её робкий голос. — Вы не могли бы мне принести немного зефира?

Поколебавшись, официант сделал несколько шагов к её столику. Примерно на половине пути он неожиданно пошатнулся, будто споткнувшись о невидимую верёвку, выражение лица его изменилось, а глаза, как в озарении, распахнулись.

Правая рука его метнулась к переднему карману брюк, извлекая оттуда компактный серебристый цилиндрик и до боли сжимая. Послышался тихий хруст.

Брови Даши невольно взлетели вверх.

Неужто он и вправду планирует это проделать? Назначив ему на прощание своеобразное издевательское задание-тест, она даже и не предполагала всерьёз, что он задумает выполнить его хотя бы на треть.

Левая рука официанта тем временем метнулась к брюкам, расстёгивая их и спуская вниз.

Правая рука его опустилась ниже...

Застыв.

Краска бросилась в лицо бедолаги-гарсона, заливая его щёки ровным багрянцевым слоем.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Мне тоже очень приятно вас видеть, молодой человек. — Голос девушки так и искрился насмешкой. — К слову говоря, меня именуют Дашей.

Мелко дрожа всем телом от осознания только что произошедшего, едва не поломав молнию, я поспешно натянул брюки.

Что это я чуть было не осуществил секунду назад? Чего ради сломал дорогостоящий аппарат?

Петля?

Но как кто бы то ни было в Нереализовавшемся мог понудить меня к этому?

Посетительница меж тем — почему меня охватывает странное волнение при одном взгляде на неё, на её каштановые волосы, на её квадратные очки? — с кошачьей гибкостью выпрямилась, вставая из-за стола и протягивая руку вперёд.

— Так получилось, что, — пальцы её мягко коснулись моих пальцев, а ноздри мои пощекотал неуловимо знакомый аромат корицы, — в одном из альтернативных вариантов Будущего или Прошлого вы очень хотели со мной познакомиться.